Церковь и больные туберкулезом

Обновлено: 24.04.2024

Просто кашель

Надя не стала рассказывать о болезни больше никому, чтобы не волновать раньше времени: окончательный диагноз ставится только по результатам многих исследований.

«Туберкулез на начальной стадии обычно бессимптомный, – говорит Надя, которая теперь, кажется, знает о нем все. – А вот на рентгене у него характерный рисунок. Хотя иногда и не очень характерный. Поэтому нужны дополнительные анализы – ты плюешь в баночку, и врач должен увидеть под микроскопом выделенные бактерии. Их может быть совсем немного.

Я не понимала, что происходит, четкой информации не было, но мне не было страшно — наша семья знакома с туберкулезом. Болел мой дедушка, это было после войны, болел его брат, болела моя мама после рождения ребенка, и все выздоровели. Я была уверена, что это просто из-за временных сложностей в моей жизни, недавнего рождения младшего сына…

Надя считает себя мнительной — и уверена, что как раз это ее и спасло.

Началось все с обычного кашля — ну, кто не кашляет, пусть даже и месяц? Аллергия, холодный воздух, надо носить шарф.

За четыре месяца до этого Надя меняла права и делала флюорографию, которая не показала ничего подозрительного. В этот раз принимала выписанный терапевтом антибиотик, который не помог. Кашель не проходил, почему-то заболели ноги, и Надя снова пошла к врачу. Ее снова отправили на рентген легких.

Врач внимательно рассмотрел снимок и сказал — это он, 99%.

«В этом случае человека сразу отправляют в тубдиспансер — в тот же день дают направление. Не самое приятное место в мире, конечно, и люди там, которых ты очень боишься, и стараешься ни до чего не дотронуться, и все это очень странно — потому что вообще не про меня же!

Врач сказал — это лечится, но вам придется полежать в стационаре. Я говорю — сколько? – От четырех до шести месяцев. А старшему сыну было семь, младшему – два года, и мы с ним не то что не расставались никогда — он с меня особенно и не слезал, я никому не доверяю детей.

Четыре месяца — это протокольный минимум, никто отдельные случае не рассматривает, никто даже не смотрит на твое самочувствие, не оценивает анализы, не обсуждает форму заболевания — открытая, закрытая…

Надя, конечно, сказала врачу, что ей нельзя ни в какой стационар, у нее дети. Но врач объяснил, что первая задача фтизиатра — изоляция больного от общества.

Зачем лечить того, кто не болеет, Наде не объяснили. Зато объяснили, что лечение тяжелое, токсичное, и на этапе привыкания к лекарству возможны побочные реакции: вот как раз для их отслеживания санаторий — удобное место.

«Сейчас я понимаю, что такая – жутковатая – система профилактики нужна для неблагополучных семей, – уверена Надя. – Там детьми хотя бы будут заниматься, пока мама не в состоянии, будут кормить, ухаживать. Но ни один нормальный родитель все-таки своего ребенка в санаторий на три месяца не отправит, найдутся какие-то возможности.

А для отслеживания побочных эффектов есть, в конце концов, анализы крови. Я, конечно, сказала, что это все недопустимо, что если лечить детей — то только дома. Мне выдали буклетик, отправили домой — ждать, когда со мной свяжется доктор. Диаскин тест подтвердил активный процесс, а вот анализ мокроты был чистый (тут я выдохнула), и через несколько дней мне сказали, что мой случай будет рассматривать комиссия и решать, кладут ли меня в больницу.

Но как только мне поставили диагноз, я сразу пошла сама искать информацию — я же журналист.

И за три дня узнала все, и нужное, и ненужное. Читала статьи – российские и зарубежные, знала все списки препаратов, все протоколы, все о лекарственно устойчивой форме туберкулеза, об операциях.

Близкие думали, что я сошла с ума — я закрылась в комнате на три дня, практически не ела, не спала, только читала. Не общалась с детьми — боялась до ужаса. Я теперь была для них опасна.

Конечно, ни в какой санаторий Надины дети не поехали, хотя врачи и смотрели на нее с недоумением, — а что такого, ну санаторий, нормально.

Подругам Надя тоже рассказала, что заболела и лечится: ни один человек не посмотрел косо, не сказал ни одного неверного слова, зато все поддерживали и спрашивали, чем помочь, а когда Надя легла в больницу — приезжали погулять с ней, хотя она и запрещала.

Предупреждение или психологическая атака?

Но я все же легла в больницу. Я теперь боялась лекарственно устойчивой формы. Почти всех (за исключением тех, тех, у кого есть бацилловыделение и определена устойчивость к некоторым лекарствам), начинают лечить одинаково, препаратами первого ряда, очень эффективными — но их эффективность видна достоверно только через два месяца.

И если вдруг что-то пойдет не так, и лечение не подействует, за это время моя болезнь может перейти в форму выделения бактерии, или стать лекарственно устойчивой. Такой риск я себе позволить не могла.

А это все не так! Ведь люди – разные, степени и стадии болезни разные, а подход у врачей – один. И справляться с давлением очень сложно. Мы верим врачам, это авторитет, но их рекомендации должны быть адресны, индивидуальны, а предупреждения не переходить в запугивания. Ведь ситуация неравная, ты перед ним – в уязвимой позиции. Они звонят, приходят, ты постоянно что-то заполняешь и подписываешь.

Пора домой

Надя принимала четыре вида антибиотиков ежедневно, витамины, средства для печени, успокоительные — буквально горстями. Головные боли, туман в голове, плохое самочувствие. Постоянно плакала. Надины близкие, конечно, не считали, что она опасна, уговаривали лечиться дома. Но Надя была уверена – ее самоизоляция более надежный способ, она боялась незаметной отрицательной динамики.

Так Надя поняла, что мнения врачей надо проверять, необходима альтернатива, лучше консилиум, и что полная и разносторонняя информация помогает успокоиться. А успокоиться важно, иначе не сможешь принимать решения.

А все обследования детей Нади показали отрицательный результат.

В больнице Надя провела полтора месяца — и сбежала. Но перед этим показала анализы и снимки другому врачу – заручилась вторым врачебным мнением. А потом, в обсуждении с этим врачом своей истории болезни выяснила, что в ее случае без стационара вообще можно было обойтись.

«Эти два месяца в больнице, в отрыве от семьи, детей, оказались очень сложными в плане сохранения себя, – вспоминала Надя. – Я до сих пор это расхлебываю. Это самоедство, это постоянная мысль, что я виновата и как это на нас всех отразится.

Дома Надя еще пару месяцев ходила в маске, боялась целовать и обнимать детей. Прошло больше года – а у нее все еще свои, отдельные, чашка и тарелка, хотя это уже просто привычка.

И уже без смеха Надя вспоминает о том, как постепенно восстанавливались отношения с сыновьями, пришлось убеждать младшего, что больше мама внезапно не пропадет.

Конечно, Надю очень поддерживала семья, друзья, а потом появилась и работа – любимая, где можно приносить пользу людям. Она выздоровела, но сегодня другие мамы, возможно, узнали о своем диагнозе. Пусть им повезет найти внимательного врача, готового видеть не только инструкцию, но и человека.

Иллюстрации: Оксана Романова

– Елена Михайловна, какие основные симптомы и методы выявления туберкулеза?

– Симптомы туберкулеза разные у детей и взрослых. У детей, как правило, туберкулез вообще протекает без симптомов, если это не первичная туберкулезная инфекция у младенцев. Если ребенок в роддоме привит вакциной БЦЖ-М или БЦЖ, у него в течение полугода-года формируется иммунитет. В дальнейшем, после первого года жизни, у него будет положительная проба Манту, которая постепенно, к семилетнему возрасту, становится отрицательной, – тогда ребенок от туберкулеза защищен. Даже если у ребенка возникнет повторное инфицирование и, допустим, возникает туберкулез, то он будет протекать в легкой форме без каких-либо клинических проявлений, кроме, может быть, легкой утомляемости, слабости и потливости.

У детей ранним методом определения туберкулеза является проба Манту. Сейчас, параллельно с пробой Манту, есть еще другая уточняющая проба – с аллергеном туберкулезным рекомбинантным, по-другому – Диаскинтест.

Эти две пробы позволяют выявить туберкулез у детей на ранней стадии – либо на стадии латентной инфекции, когда начинают размножаться только бактерии, либо же на стадии минимальных клинических проявлений, то есть, тогда ребенок еще не кашляет, когда у него еще нет высокой температуры, когда он себя еще неплохо чувствует.

Хотя точно так же, если заболевание возникает первоначально, на ранних его стадиях может не быть никаких клинических симптомов. Заболевание может проявляться повышенной утомляемостью, сниженной работоспособностью, некоторой слабостью, сонливостью. Когда заболевание имеет развернутую картину, тогда появляется длительный кашель, он отличается от банального кашля, связанного с вирусной инфекцией или бронхитом тем, что протекает больше трех недель, – это ключевой момент.

В принципе, любой другой кашель за три недели вылечивается, а при туберкулезе нет. Обычно, помимо кашля, еще имеется выделение мокроты, температура поднимается до субфебрильной ( 37,1 – 37,5°C, ред.) , а в более тяжелых случаях и до более высокой. Может появляться боль в груди, связанная с дыханием. Грозным симптомом является кровохарканье и, конечно же, более тяжелая, глубокая слабость, повышенная потливость, особенно по ночам, и потеря веса.

– И рекомендовалось ехать лечиться на Ривьеру, на море…

– Когда еще не появились препараты от туберкулеза, пациенту прописывали щадящий режим дня, хорошее полноценное питание, его отправляли в те места, где есть свежий воздух – горный или морской – и еще дополнительно лечили наложением пневмоторакса, когда в плевральную полость грудной клетки, либо же в брюшную полость, вводится воздух, и там создается специальная возможность коллабирования легкого, то есть то место в легком, где есть воспалительный процесс, поджимается этим воздухом, и за счет этого происходит зарастание повреждений, связанных с воздействием туберкулеза.

– Другие формы туберкулеза, кроме легочного, имеют какие-то общие симптомы?

– Около 6-15% занимают внелегочные формы туберкулеза, потому что туберкулез может поражать все органы и ткани, кроме волос, ногтей и зубов. Это может быть туберкулез глаз, туберкулез кожи, костей, суставов. Туберкулез почек, мочевыделительной сферы, мужских и женских половых органов. Любые органы и ткани могут быть поражены туберкулезом. Особенно мы часто видим это у лиц, у которых имеется выраженный иммунодефицит, например, ВИЧ. Самой тяжелой формой туберкулеза является менингит или энцефалит. Так что тут симптомы зависят от того, в каком органе локализуется процесс. Внелегочный туберкулез распространен гораздо реже, чем туберкулез легких. Большей частью люди болеют туберкулезом легких.

– До сих пор считается, что есть группы социального и медицинского риска?

– Туберкулез – это болезнь, передающая воздушно-капельным путем. Заразиться можно абсолютно в любом месте, если в нем побывал больной туберкулезом. Поэтому Департамент здравоохранения города Москвы и противотуберкулезная служба придерживаются политики обязательной госпитализации всех больных туберкулезом в стационар, чтобы изолировать их от населения и начать своевременно лечить. Потому что чем быстрее мы их изолируем и начнем лечить, тем больше шанс, что они вылечатся.

– Последнее время есть тенденция отказа от прививок малышам.

– Отказ от БЦЖ совершенно не оправдан, потому что возможность заболеть туберкулезом у ребенка высока, с условием того, что он живет в большом городе, где большие миграционные потоки, очень много приезжих не только из стран дальнего и ближнего зарубежья, но и из других субъектов Российской Федерации. Кто-то приехал на работу, кто-то на отдых, кто-то на то же самое лечение. Вместе со здоровыми приезжают и больные туберкулезом. Среди заболевших туберкулезом на территории города 45% составляют приезжие, у которых туберкулез выявили в Москве. Либо они уже приехали заболевшими, либо они приехали сюда, начали работать и тут заболели, потому что условия жизни изменились.

— В условиях, когда так много людей приезжают в город Москву, подвергать ребенка вероятности заразиться туберкулезом, не будучи привитым, я считаю, преступлением, в прямом смысле слова.

— Риск заболевания туберкулезом гораздо выше, чем риск осложнений после прививки – в разы. Например, я вчера беседовала с главным детским фтизиатром Министерства здравоохранения Российской Федерации, профессором Валентиной Аксеновой, мы очень тесно сотрудничаем. И я специально поинтересовалась, сколько у нас сейчас осложнений после БЦЖ в год в стране – около двухсот в 2015-м году. А в 2003-м году было около полутора тысяч осложнений, сейчас это всего 200 на всю страну. Сколько детей у нас ежегодно прививается и всего 200 осложнений.

– И их можно было избежать, если бы педиатр как следует осмотрел ребенка перед прививкой?

– Да, конечно. Какие осложнения бывают? Локальные – это небольшие язвочки на месте инъекции, подкожный холодный абсцесс. Бывает, увеличиваются регионарные лимфатические узлы. Есть редкие осложнения, это просто единичные случаи, допустим, персистирующая или диссеминированная форма БЦЖ-инфекции. К сожалению, она встречается у детей, у которых имеются какие-то дефекты иммунитета, которые не были выявлены при их рождения. Это меньше, чем один случай на миллион прививок.

Маленькие язвочки на месте инъекции – холодный абсцесс либо же лимфаденит – это не такие грозные осложнения, которых нужно бояться. Бояться нужно того, что в случае, если ребенок не вакцинирован БЦЖ или БЦЖ-М, он может получить массивную инфекцию, и его иммунная система будет стерильной к этой бактерии. Это может, к сожалению, привести к тому, что у ребенка разовьется генерализованный процесс, либо же туберкулезный менингит или энцефалит. Это грозные осложнения, которые часто приводят к смерти или же к глубокой инвалидности ребенка.

Когда в России была введена вакцинация БЦЖ, у нас мгновенно снизилось число больных туберкулезным менингитом.

Образно говоря, национальный календарь прививок пишется кровью людей, которые не были привиты от этих заболеваний для того, чтобы предотвратить страдания будущих поколений.

– Да, к сожалению. Но многие связывают прививки с развитием аутизма, например.

– Аутизм не является осложнением прививки БЦЖ или БЦЖ-М. Это все разговоры в соцсетях мамочек, которые не смыслят в медицине. Родители детей с аутизмом психологически очень сильно страдают и интуитивно ищут связь с различными манипуляциями. А прививки делают всем за редким исключением.

– Еще есть мнение, что зачем проводить такое долгое тяжелое лечение, может быть, организм как-то сам справится?

– 25% могут самостоятельно излечиться от первичного туберкулеза, теоретически. От вторичных форм туберкулеза самостоятельно практически никто не излечивается. Это по эмпирическим подсчетам — не более 25%, а вот 75% – нет. Естественно, никто это не отслеживал. В какой процент попадет человек? Никто не знает. Может, вы сможете каким-то образом самоизлечиться от первичного туберкулеза, допустим, а если нет? Раньше, когда не было противотуберкулезных препаратов (начало XX столетия), от туберкулеза умирало от 25 до 50%, и смертность была тогда 400-500 на 100 тысяч населения даже в крупных городах России. Сейчас в Москве смертность 2,6. Понимаете, да? Если запустить ситуацию, прекратить ее контролировать и прекратить лечить от туберкулеза – у нас смертность возрастет в сто раз.

– Когда нужно идти именно к физиатру?

– Для детей что важно – важно обязательно делать реакцию Манту. В старших возрастных группах, детям после восьми лет, Министерство здравоохранения Российской Федерации рекомендует делать еще Диаскинтест. В Москве его делают параллельно с пробой Манту тем детям, у которых проба Манту положительная.

Сначала в поликлинике проводится туберкулинодиагностика и педиатры смотрят, как изменяется проба. Если имеется определенное нарастание реакции по сравнению с прошлым годом, то, значит, нужно идти к фтизиатру и дополнительно обследоваться – ставить Диаскинтест, делать компьютерную томографию, либо же еще и другие обследования.

Фтизиатр каждому назначит то, что ему требуется. И к этому нужно относиться спокойно, потому что в противотуберкулезных диспансерах нет больных туберкулезом.

Все больные туберкулезом в городе Москве лежат в больницах. В противотуберкулезных диспансерах пациенты не заразные, потому что у них уже прекратилось бактериовыделение. В основном, мы работаем с группами риска. У нас состоит на учете около 4500 больных и около 110 тысяч групп риска.

Еще раз говорю, у нас больные туберкулезом дети в диспансеры не ходят, они лежат либо в больнице, либо в санатории. Кроме того, мы ежегодно сокращаем число коек для больных детей, потому что их число с каждым годом уменьшается.

– За последние три года заболеваемость туберкулезом в Москве сократилась на одну треть, а смертность – на четверть. Число больных туберкулезом, состоящих на учете, сократилось за это же время на одну треть. Столица стала самым безопасным по туберкулезу регионом России. Как вы этого добились?

– Мы этого добились системным подходом к решению проблемы, потому что туберкулез – это медицинская и социально-экономическая проблема. Ее возможно разрешить, только объединив усилия не только медиков, но и других ведомств. У нас для противотуберкулезной работы в городе Москве в Правительстве Москвы есть Департамент здравоохранения, но активно участвуют в процессе и Управление Роспотребнадзора по городу Москве, и Департамент социальной защиты населения, и УФМС России по городу Москве.

– Что сейчас является наибольшим приоритетом противотуберкулезной работы?

— За счет того, что в Москве показатели заболеваемости и смертности от туберкулеза всегда были ниже, чем в целом по стране, то стало понятно, что стандартные методы уже не подходят. То есть всем ясно, что нужно проходить профилактическое обследование, нужно наращивать объемы осмотра населения флюорографией, нужно работать с родителями в отношении туберкулезной диагностики. Это все знают.

У нас все это налажено достаточно хорошо, профосмотрами охвачена большая часть населения, 73-75% – это наши стандартные цифры. Пробу Манту тоже делают детям системно. Отказы есть, конечно, но, в общем, показатели неплохие. И лечим пациентов мы тоже неплохо. Лекарства на протяжении многих лет в городе Москве были всегда, об этом ежегодно заботится Департамент здравоохранения города Москвы, мы не имеем никаких проблем с противотуберкулезными препаратами. Поэтому мы решили, что нам нужны новые подходы, более современные и прогрессивные для относительно благоприятной эпидемиологической ситуации – работа с группами риска и поиск лиц, которые могут заболеть туберкулезом, так как это делают в странах, где туберкулез уже побежден. То есть, мы должны выявлять латентную туберкулезную инфекцию у взрослых с помощью современных иммунологических тестов.

Дополнительно мы усовершенствовали работу в очагах инфекции. Ведь врач-фтизиатр не только ставит диагноз и лечит больных туберкулезом, а потом еще диспансерно наблюдает излеченных пациентов, а он еще занимается и противоэпидемической работой, то есть работает в очагах туберкулезной инфекции вместе с сотрудниками управления Роспотребнадзора по городу Москве.

Мы внедрили картографический метод работы в очагах, то есть мы накладываем бытовые очаги туберкулеза на карту города и формируем так называемые территориальные очаги, то есть места, где число заболевших больше, и начинаем разбираться в причинах происходящего. Туда выезжает передвижной флюорограф, мы обследуем подъезды, а иногда и целые дома, работаем в содружестве с поликлиниками — как взрослыми, так и детскими. И если мы выявляем признаки, которые позволяют нам заподозрить возможное в дальнейшем заболевание туберкулезом, мы проводим профилактическое лечение.

– Есть надежда, что туберкулез перейдет в совершенно латентную форму, как, например, оспа? Все-таки к этому все движется?

– Всемирная организация здравоохранения считает, что борьба с туберкулезом глобально будет решена как проблема тогда, когда в мире показатель заболеваемости туберкулезом снизится до 10 на 100 тысяч населения. Но до этого еще очень далеко. Пока могу сказать, что у нас в Москве показатель заболеваемости постоянного населения составляет 14,5 на 100 тысяч. Территориальный показатель – 28. Но если взять, допустим, постоянных жителей города, которые работают, то у них показатель заболеваемости составляет 8,3 на 100 тысяч населения. То есть в столице уже есть группы населения, которые болеют туберкулезом реже, чем 10 на 100 тысяч. Когда у нас будет показатель меньше 10 на 100 тысяч территориальный, тогда, наверное, мы будем считать, что можем спать спокойно.

– В Москве даже на мировом уровне – очень хорошие показатели. А вообще, по сравнению с другими странами как обстоят дела?

– В Великобритании в Лондоне, например, показатель – 30 на 100 тысяч. А у нас в 2014 году был показатель 28,1, у них – 30. Но у нас в стране показатель заболеваемости выше, чем в Москве, а в Великобритании показатель в целом меньше, чем в Лондоне.

– В целом у нас все относительно спокойно, получается?

– Вы знаете, действительно, спокойствие относительное, потому что все-таки все непросто – и напряженные миграционные процессы, и увеличивающееся число приезжих, выявленных больных туберкулезом на территории города (мы выявили больше мигрантов в этом году, чем в прошлом, показатель был 28,1, стал 28). Это говорит о том, что напряженная ситуация у нас сохраняется, и мы, безусловно, должны эту ситуацию контролировать совместно с управлением Роспотребнадзора по городу Москве.

– Да. Мы ее придумали. Мы хотим привлечь к флюорографическому обследованию молодое поколение жителей города Москвы, кто имеет свои аккаунты в соцсетях – активных, социально адаптированных людей, которые, к сожалению, далеко не все проходят флюорографию ежегодно. Именно они могут потом рассказать другим об этой проблеме. Кроме того, мы еще попытались донести эту информацию до средств массовой информации, мы организовали свою группу в Facebook и первое обращение разместили как раз в этой группе, чтобы информация дошла до журналистов. И, в общем-то, акция получилась! Мы рассказали об этом на пресс-конференции, которая проводилась в марте в пресс-центре Правительства Москвы. И, например, уже откликнулись Рязань, Комсомольск-на-Амуре, средства массовой информации печатают об этом в Сибири, в Санкт-Петербурге.

– Тем более, сейчас цифровые способы флюорографического обследования, это не вредный рентген.

– Верно. Облучение, которое создает флюорограф, фактически равно фону, который бывает, если полежать на солнце – и будет то же самое.

– То есть это и безвредно, и очень важно.

– Конечно. Если человек заболел туберкулезом, то флюорография позволит выявить это заболевание на ранней стадии, и лечение будет длиться не два года, а шесть месяцев, и при том не всегда в стационаре. А если, например, сделать иммунологическую пробу и выявить латентную инфекцию, то человеку можно дать возможность не заболеть. Потому что когда мы с помощью наших иммунологических проб выявляем, что бактерии внутри человека начинают размножаться, мы в течение двух месяцев, максимум – трех, проводим профилактическое лечение. И мы гарантируем этому человеку, что он в ближайшее время туберкулезом не заболеет. Вероятность заболевания снижается в три раза, это очень большая цифра.

Сейчас, когда закрыто огромное количество СМИ, Правмир продолжает свою работу. Мы работаем, чтобы поддерживать людей, и чтобы знали: ВЫ НЕ ОДНИ.

18 лет Правмир работает для вас и ТОЛЬКО благодаря вам. Все наши тексты, фото и видео созданы только благодаря вашей поддержке.

Поддержите Правмир сейчас, подпишитесь на регулярное пожертвование. 50, 100, 200 рублей - чтобы Правмир продолжался. Мы остаемся. Оставайтесь с нами!

24 марта отмечается Всемирный день борьбы с туберкулезом. О портрете среднестатистического российского больного, положительных тенденциях в укрощении инфекции, и все еще сохраняющемся риске заражения в общественных местах, рассказала главный внештатный специалист фтизиатр Минздрава РФ, директор НИИ фтизиопульмонологии Первого МГМУ им. И.М. Сеченова, профессор Ирина Васильева.

— Ирина Анатольевна, многие считают, что туберкулез — это удел социально неблагополучных людей, а их самих это никогда не коснется. Кто среднестатистический пациент фтизиатра? Можете составить его портрет?

— Это совершенно неправильное представление, заболеть туберкулезом может и совершенно благополучный человек, даже с хорошим иммунитетом, если он встретился в неблагоприятный момент своей жизни с заразным больным. Если говорить о портрете, то чаще всего это молодой человек 24-35 лет, который ведет активный образ жизни, и при этом, возможно, перерабатывает. У него есть средства хорошо питаться, но нет на это времени. То есть, он мало спит и нерегулярно питается, плюс стрессы на работе. Еще, конечно, должна быть встреча с инфекцией, которая могла произойти, когда угодно, даже 10 лет назад. Но просыпается эта инфекция в организме, когда у человека падает иммунитет. По любой причине: из-за болезни, переутомления, стресса.

Но, конечно, социально-неблагополучные люди входят в группу риска. Их иммунитет ослабляют плохие жизненные условия, алкоголизм, наркомания. Всегда выше заболеваемость в местах лишения свободы — из-за ухудшения условий, проживания в общей камере, скученности. Причем речь идет не о заражении, а именно о развитии заболевания, не проявлявшегося в нормальных условиях. Заразные заключенные в общие камеры не попадают — на входе всем обязательно проводятся флюорографические осмотры, и, если выявляется туберкулез, человека лечат в тюремной больнице.

— Какие еще есть группы риска?

— В развитии туберкулеза играют свою роль не только социальные и поведенческие, но и медицинские факторы. Так, больные сахарным диабетом, по данным ВОЗ, заболевают туберкулезом в 4-5 раз чаще. Вероятность заболеть повышается у людей с хроническими заболеваниям легких, желудочно-кишечного тракта, а также у больных, которые получают лекарственные препараты, подавляющие иммунитет. Такие препараты применяются при лечении рака, ревматологических заболеваний, после трансплантации.

В группу повышенного риска входят больные ВИЧ-инфекцией, у которых нет иммунной защиты. При встрече с больным заразной формой туберкулезом ВИЧ-инфицированный подхватывает палочку Коха, и это очень быстро развивается в болезнь, чего не произошло бы у человека с хорошим твердым иммунитетом. Если заражение туберкулезом произошло раньше, чем заражение ВИЧ, то бактерия туберкулеза просыпается, провоцируя заболевание. По статистике, вероятность развития туберкулеза при ВИЧ-инфекции увеличивается в 30-40 раз. И хотя в последние годы, общая численность больных туберкулезом в России уменьшается, доля таких больных с ВИЧ-инфекцией растет.

— А как вообще происходит встреча с инфекцией? Можно ли заразиться туберкулезом в транспорте, других общественных местах?

— Это может случиться где угодно — в транспорте, в супермаркетах. Даже не обязательно встретиться с заразным больным напрямую, достаточно просто вдохнуть воздух, в котором остались капельки его мокроты. Такое часто происходит в закрытых пространствах с большой скученностью людей. Но это еще не значит, что подхвативший инфекцию здоровый человек с нормальной иммунной системой обязательно заболеет. В 9 случаях из 10 срабатывает иммунитет, но вот люди, чей организм чем-либо ослаблен, попадают в оставшиеся 10%. Заразиться туберкулезом можно в любом возрасте, и чаще всего это происходит в молодости. Но инфекция может дремать в организме человека, пока спокоен и стабилен, и защищен иммунитетом, а просыпается тогда, когда происходит сбой.

Способствуют развитию болезни и всевозможные социальные потрясения — это влияет на эмоциональный фон, и как следствие — на защитные силы организма.

— Это то, что произошло в нашей стране после развала Советского Союза?

— В 90-е годы нестабильная обстановка в стране, неустроенность, миграционные процессы серьезно повлияли на рост заболеваемости. Рост туберкулеза, связанный с социально-экономическими потрясениями в нашей стране, отмечался в конце 90-х — начале 2000-х годов. Дело в том, что туберкулез — болезнь, которая медленно развивается и медленно отступает. По статистике, пик заболеваемости пришелся на 2002 год, а пик смертности — на 2005 год. То есть развитие эпидемии туберкулеза шло 10 лет, а сейчас идет постепенный спад, но отголоски того периода еще ощущаются.

Рост заболеваемости после распада Союза был связан еще и с потерей контроля над туберкулезом. Была дестабилизирована и разрушена наша противотуберкулезная служба, возникли проблемы с ее финансированием. Туберкулез — это инфекция, которая должна жестко контролироваться, иначе заболеваемость сразу идет вверх.

— Сейчас этот контроль восстановлен?

— Да. И благодаря этому в России снижаются показатели заболеваемости и смертности, особенно выраженно это стало в последние 3-4 года. У нас есть на сегодняшний день предварительные данные за 2016 год: заболеваемость составила 53,3 случая на 100 тысяч населения, а смертность — 7,8 на 100 тысяч. То есть, за последний год смертность снизилась на 15%, а заболеваемость — на 7,7%. Это очень хорошая динамика, в истории до сих пор не было примеров снижения смертности столь высокими темпами.

Но Россия все равно еще остается в сформированном Всемирной организацией здравоохранения списке стран с высоким бременем туберкулеза — это связано с абсолютным количеством больных в нашей стране. Уровня европейских стран мы еще не достигли, но ВОЗ обратила внимание на произошедшие у нас существенные изменения, и даже предлагает сделать опыт России в борьбе с туберкулезом примером для других стран. В этом году в г. Москве по инициативе Министерства здравоохранения РФ, поддержанной Всемирной организацией здравоохранения и лично генеральным директором ВОЗ Маргарет Чен, состоится первая в мировой истории глобальная министерская конференция по проблеме туберкулеза, в составе министерских делегаций 194 стран — членов ВОЗ и 40 стран с высоким бременем туберкулеза, и Россия выступит на нем в качестве лидера мирового движения по элиминации туберкулеза.

— Каким именно опытом сможет поделиться Россия и с кем?

— Прежде всего Россия может поделиться со странами с высоким бременем туберкулеза своей системой диспансерного наблюдения и раннего активного выявления болезни. И сейчас ВОЗ рекомендует другим странам по нашему примеру активно заниматься поиском больных. Такой практики нет ни в одной стране мира, существует лишь пассивное выявление. То есть, когда больной, обеспокоенный какими-то симптомами обращается к врачу, и при обследовании у него выявляется туберкулез. Российская фтизиатрическая служба, чтобы выявить туберкулез, проводит скрининговые осмотры здорового населения. И это самая надежная профилактика туберкулеза.

У взрослых это флюорографическое исследование, которое позволяет выявить заболевание на ранней стадии, когда оно не успело нанести существенного ущерба организму, а также еще не заразно, и человек не представляет опасности для окружающих. У детей скрининги проводят с помощью кожных проб, которые позволяют выявить факт инфицированности. Это нужно, чтобы поймать тот момент, когда ребенок уже проконтактировал с микобактерией туберкулеза, и предпринять необходимые профилактические меры, а также отобрать детей для углубленной диагностики на выявление развившегося заболевания в его начальной стадии.

В последние годы в России разработаны и внедрены новые алгоритмы диагностики и лечения туберкулеза с акцентом на персонифицированный подход в отношении наиболее проблемных лекарственно устойчивых форм туберкулеза, чего нет в клинических рекомендациях других стран. Также Россия славится активно развивающейся фтизиатрической наукой и инновациями, в практику внедрены и с успехом применяются отечественные диагностические разработки, которыми заинтересовались зарубежные коллеги.

Кроме того, ВОЗ обратила внимание на всю российскую систему контроля и диспансерного наблюдения. Человек наблюдается у фтизиатра не только пока он болен, но и еще какое-то время после выздоровления, проходит профилактически курсы лечения. И, конечно, вакцинация. Многие западные страны уже отказались от вакцинации, и это оправдано, потому что у них низкая заболеваемость. Но в странах с высокой заболеваемостью вакцинация очень важна — прививка БЦЖ не защищает полностью от туберкулеза, но предотвращает развитие у детей его тяжелых, смертельных форм.

— Почему такие прививки не делаются взрослым людям?

— Потому что взрослые, в основном, уже имеют латентную туберкулезную инфекцию, то есть инфицированы микобактерией туберкулеза. И в этих случаях вакцинироваться уже нельзя. Раньше у нас была трехступенчатая вакцинация: при рождении, в 7 лет, в 14 и в 21 год. Сначала отменили последнюю ревакцинацию, потому что к 20-21 году все люди уже инфицированы, и вакцинировать уже некого. Сейчас уже отменили и ревакцинацию в 14 лет. Но для взрослого человека нет большого смысла в вакцинации, так как такой вакцины, которая бы защищала от туберкулеза полностью, пока нет.

Ирина Резник

Я заболела туберкулезом в самый спокойный период своей жизни. Мне было 18, я весила 90 кг, не пила, не курила, жила с родителями и работала на любимой работе!

Я ж даже не кашляю!

Попав в больницу с обычной пневмонией, я не расстроилась. А чего переживать? Лежи с журналами, пей таблеточки… Через недельку домой. Настроение было хорошим. Но однажды я разговорилась с санитарочкой, и узнала, что некоторых из этой больницы отправляют на лечение в тубдиспансер. То, что на рентгене кажется пневмонией, иногда оказывается туберкулезом.

В пути я продумывала, как буду объяснять фтизиатру, что туберкулез — это не про меня. Я вешу 90 кг. Честно говоря, все время что-нибудь ем. И совсем не кашляю!

Озвучить свои аргументы я не успела. Фтизиатр посмотрела снимки и сказала, что если нет ни кашля, ни температуры, а изменения на снимках есть — это очень похоже на туберкулез.

На следующее утро

На второй день я проснулась с тошнотой и головокружением. Было трудно сидеть, а тем более ходить. Переполняло чувство какого-то омерзения к себе, отстраненности от себя.

Меня вызвали сдавать кровь. Я с трудом вышла в коридор и пристроилась к небольшой очереди у процедурного кабинета. В глазах все крутилось, горло жгла подкатившая желчь.

Я решила, что скоро умру. Всерьез. То, что мне назначили обследования и лечение, посчитала пустой формальностью. Что это такой порядок — сначала лечат. Потом умираешь.

Туберкулезные будни

И вот диагноз подтвержден. Меня ждет скорая смерть. Правда, до нее еще нужно дожить. Я стала искать, чем бы себя успокоить. Расспрашивала всех, сколько приходится лежать в диспансере.

Ответы были разные. Один лежит третий месяц, другой — третий год. Врач сказала, что стандартный срок — 60 дней. После этого делают снимок и либо переводят на амбулаторный этап, либо оставляют в больнице.

Первые дни тянулись страшно долго. Но через неделю стало полегче. Сначала физически. Лекарства работали! А их я принимала строго по назначению. В эффективность лечения я не верила, но действовала на автомате. Один за другим уходили симптомы: стало легко дышать, появились силы.

Казалось, что даже если я выздоровею, все обязательно узнают о туберкулезе. И общаться со мной никто не будет.

О том, что меня постоянно рвет и я ничего не ем, врач узнала от моих соседок. Меня вызвали на осмотр, поставили какую-то капельницу. Со следующего дня изменили всю схему лечения. Я смогла есть, перестала шататься на ходу, а засыпая — слышать страшные гулкие звуки.

То, что я считала признаками агонии, оказалось не более чем побочкой от лекарств. Тошнота — спутник лечения туберкулеза, и она возвращалась еще не раз, но уже не с такой силой.

Были в отделении единичные случаи драк, попоек, приездов полиции. Но все пьющие пациенты пили в своем кругу, буйные — дрались между собой. Почти не было и случаев воровства. Но это, согласитесь, бывает и в обычных больницах, и просто в плацкартных вагонах.

Со временем я поняла, что наше отделение в 60 человек можно сравнить с большой семьей. Люди находятся вместе несколько месяцев, круглосуточно, семь дней в неделю.

Передумываю умирать

Наливали мне чай в свои кружки. Ни сочувствия, ни страха, ни любопытства видимо никто не проявил. Кроме нескольких человек, с которыми мы почти перестали общаться. К счастью, это были не те люди, от которых что-то зависело.

Почему я заболела

Туберкулез — болезнь переутомления, морального и физического. Я же заболела на фоне благополучия, но именно в это время у меня были большие нагрузки. Все было интересно, все в радость — работа, друзья, поездки. Везде надо успеть, и я часто не успевала выспаться и пообедать. Как ни буднично это звучит, но именно снижение иммунитета плюс контакт с заболевшим в открытой форме может привести к заражению туберкулезом.

После моего выздоровления прошло десять лет. Шесть лет назад меня сняли с диспансерного учета. В моем постоянном окружении до сих пор не все знают, чем я тогда переболела. Я не сказала самым близким подругам и кое-кому из родни. Ведь они очень похожи на меня. Близость туберкулеза шокирует их так же, как меня когда-то.

Вам полагаются ограничения

Оказывается, так везет не всем. С лекарствами бывают перебои, а купить их самостоятельно трудно — они очень дорого стоят и продаются не везде.
Меня не выгнали из дома, мне оплатили больничный. А вот соседка по палате тайком бегала мыть полы в соседнем магазине — на основной работе тянули с пособием, нужно было платить за съемную комнату, чтобы куда-то вернуться из больницы. Кто-то лишился профессии.

Ольга Литвинова: Туберкулез и остаточные изменения после него накладывают ряд ограничений при дальнейшем трудоустройстве. Многое зависит от конкретной формы заболевания, сроков лечения, состояния больного, места работы, профессии. Это очень индивидуальный вопрос. Но, например, нельзя работать с детьми, с продуктами питания. В некоторых случаях можно получить инвалидность по социальным показаниям (утрате профессии), даже если в целом человек трудоспособен.

Страшный, но не самый страшный

Классический легочный туберкулез, которым болеет большинство, практически не снижает качество жизни в физическом смысле. Даже когда человеку удаляют легкое, он по-прежнему может ходить, видит и слышит.

Обычная бытовая травма может привести к более серьезным последствиям. От туберкулеза умирают, но все реже и реже. В моем отделении за четыре месяца не умер никто, а вот собирались умирать практически все – бросали или не сразу начинали пить таблетки — не верили в возможность вылечиться, сбегали из больницы: приходили домой, или скрывались где-нибудь в подвале. Или, наоборот, считали себя здоровыми: продолжали обычную жизнь, ставя под угрозу окружающих и губя свое здоровье.

Получается, сам туберкулез не так уж страшен. Страшным делаем его мы. Своей брезгливостью к больным. К себе, когда заболеваем сами.

Иногда о болезни становится известно, когда вылечить ее очень трудно, а больной успел заразить своих родных. Если вы боитесь туберкулеза — начните уже сегодня делать его менее страшным. Например, сходите на флюорографию, перестаньте нервничать по пустякам. И настройтесь на то, что это излечимо.

Читайте также: