Когда будет полностью побежден вич
Обновлено: 23.04.2024
Академик РАН Вадим Покровский
— Вадим Валентинович, в обществе есть два взгляда на проблему, связанную с распространением ВИЧ в России. Одни люди считают, что наши показатели ниже, чем в Европе и США, поэтому бить тревогу не из-за чего. Другие говорят о неблагоприятной ситуации и даже эпидемии. В России сейчас наблюдается эпидемия СПИДа?
— Глобальное распространение ВИЧ в мире, то есть пандемия, продолжается, в 2020 году заразились порядка 1,5 миллионов человек. Пока не остановилось распространение ВИЧ и в России. Хотя число впервые выявленных случаев ВИЧ-инфекции в нашей стране снизилось, но общее число зараженных ВИЧ россиян продолжает расти, так как ВИЧ-инфекция остается неизлечимым заболеванием. Пока мы не научимся полностью вылечивать эту болезнь, число людей, живущих с ВИЧ (ЛЖВ), может начать снижаться только в том случае, если число умерших будет больше числа заразившихся за тот же период. В 2020 году ВИЧ-инфекцию обнаружили у 72 023 россиян, а умерли за год — 32 208, то есть общее число ЛЖВ выросло на 40 тыс. С начала обнаружения первого случая в 1987 году и по сентябрь 2021 года ВИЧ-инфекция была диагностирована у 1 546 017 россиян, из которых, по имеющимся данным, умерли 413 930. Это значит, что мы имеем сведения о 1 132 087 россиянах с диагностированной ВИЧ-инфекцией. Она может 10 и более лет протекать бессимптомно, поэтому существуют еще разные математические методы оценки числа ЛЖВ, у которых ВИЧ-инфекция пока не диагностирована. Это еще как минимум 300 тыс. человек.
Старший научный сотрудник лаборатории, кандидат медицинских наук Вадим Покровский (справа) и младший научный сотрудник Алексей Плецитный отвечают на анонимные звонки в ЦНИИ эпидемиологии, 1 июня 1987 года
Роман Подэрни/ТАСС
— Есть мнение, что количество инфицированных ВИЧ в системе Роспотребнадзора завышается за счет тотального учета каждого лабораторного теста, которые могут дублироваться. Действительно ли это так? Есть ли подобные прецеденты?
— А учитываются ли анонимные исследования?
— Ведь люди, живущие с ВИЧ (ЛЖВ), могут часто делать повторные анализы анонимно с целью проверить результаты предыдущих тестов?
— Они так и делают, иногда пять раз и больше. Например, в 2020 году было сообщено о 88 154 положительных результатах обследования на антитела к ВИЧ. А после корректировки в базу данных ЦНИИЭ были внесены только 72 023 ВИЧ-позитивных россиянина.
— Но Минздрав ведь дает еще меньшие цифры. Почему?
— Это и есть так называемые невидимки?
— Да. Минздрав сообщил, что в конце 2020 года в России жило 842 333 ВИЧ-инфицированных, а по данным нашего центра — 1 104 768. Не обращаются за медицинской помощью не только люди социально неадаптированные, но и те, кто боится огласки. Если переезжают в другой регион, то тоже не спешат встать на учет.
— Их число в отдельных регионах доходит до 20% от всех зараженных. И они представляют серьезную проблему, так как могут не соблюдать противоэпидемические рекомендации. Кроме того, они попадают в медицинские учреждения в поздних стадиях ВИЧ-инфекции, когда лечение малоэффективно. Именно эта группа ЛЖВ обусловливает большое число смертей от СПИДа в России.
— Действительно ли охват тестированием на ВИЧ в России на порядок выше, чем в Европе?
— В 2020 году было сделано 35 409 873 анализов на определение антител к ВИЧ. И эти цифры действительно впечатляют, даже учитывая, что из-за коронавирусной эпидемии они снизились, и что беременные обследуются три раза в год, а доноры — до пяти раз. Однако есть один важный фактор. В Европе на ВИЧ тестируют преимущественно представителей уязвимых контингентов: наркопотребителей, мужчин, имеющих секс с мужчинами и т.п. А в России массовое тестирование обеспечивается в основном тотальным обследованием граждан, обращающихся за медицинской помощью, в то время как объемы обследований представителей уязвимых групп низки.
— Получается, что мы совсем не тестируем группы риска?
— Тестируем, но мало. По нашим данным получается, что в 2020 году 65% новых случаев заражения происходили при половых контактах между женщинами и мужчинами, то есть при гетеросексуальных, но мы знаем, что уровень передачи из-за употребления наркотиков и при гомосексуальных контактах также не снижается. Европейская практика тестирования выявляет меньше ВИЧ-позитивных представителей гетеросексуального населения с низким риском заражения, а российская -— меньше ЛЖВ из числа уязвимых групп с высоким риском заражения. Очевидно, что и тот, и другой подход нуждаются в корректировке.
— Согласно некоторым данным, молодые люди в возрасте до 20 лет в РФ вдвое реже заражаются ВИЧ, чем в Европе (1,3% против 2,3%). Это так?
— Действительно ли сложная ситуация в Кемеровской и Иркутских областях? Ведь если сравнить эти регионы с Сан-Франциско или Вашингтоном, то там зараженных больше?
— Вряд ли стоит сравнивать металлургов из Кузбасса с населением Сан-Франциско, — города, который занимает первое место в мире по числу проживающих там представителей ЛГБТ-сообщества (от 10% до 15,4% населения). Или с Вашингтоном, 50% населения которого – афроамериканцы, которые больше, чем все другие этнические группы США, страдают от ВИЧ-инфекции. Хотя они представляют только 12,1% населения США, к ним принадлежит 40% всех ЛЖВ. А в Кузбассе высокая распространенность ВИЧ связана с тем, что там еще в начале 2000-х этот вирус распространился среди потребителей наркотиков, от которых потом стали заражаться их гетеросексуальные половые партнеры.
В Кемерово с ВИЧ живет 1,9% горожан, а во всей Кемеровской области даже больше — 1,99% населения, в то время как в штате Калифорния, где расположен Сан-Франциско, — не более 0,4%. Всего же в США по расчетам Центров по контролю за заболеваемостью США (СDС) проживает 1,2 миллиона ВИЧ-позитивных граждан, что близко к российским абсолютным цифрам. Но надо учитывать, что население США приближается к 330 миллионам человек. То есть у нас по отношению к общему числу населения больных ВИЧ-инфекцией больше.
— Правда ли, что число смертей среди людей с ВИЧ в США почти в два раза больше, чем число умерших больных с ВИЧ-инфекцией в России?
— Может быть нам стоит перенимать опыт США?
— Правда ли, что распространенность ВИЧ-инфекции в Москве в 1,5 раза ниже, чем в среднем по России?
— В период с 2017-го по 2020-й год, по данным официальной статистики Минздрава, число новых случаев ВИЧ-инфекции уверенно снижается — с 86 тысяч человек в 2017 году до 60 тысяч человек в 2020 году. Действительно ли это так?
— Да, снижение действительно отмечено, но в 2020 году оно могло быть связано с уменьшением охвата населения тестированием на 12,7%. Особенно уменьшилось тестирование уязвимых групп населения. Да и 60 тыс. новых случаев — это все еще очень много, те же США насчитали только 35 тыс.
— Некоторые СМИ упрекают Вас и ваш центр в завышении количества зараженных ВИЧ. Дескать, это нужно вам для получения международных грантов. У вас есть международные гранты?
— Нет. Скорее наоборот: в течение последних пяти лет мы по особому заданию правительства РФ оказываем безвозмездную помощь пяти странам ближнего зарубежья, что значительно увеличило объем нашей работы.
— Во многих странах сейчас идет разработка вакцины от ВИЧ. Но об успехе пока никто не сообщал. Есть ли какие-то альтернативы вакцинированию?
— То есть здоровым людям предлагается таблетка, которая по сути защищает их от ВИЧ?
— Действительно, пить таблетки, а тем более пить их горстями, со временем надоедает.
— Поэтому дальнейшим ходом развития этого направления стала разработка пролонгированных препаратов для лечения и профилактики ВИЧ-инфекции. В настоящее время уже разрешены к применению препараты, которые после однократной инъекции обеспечивают лечебный и профилактический эффект в течение 2 месяцев. Опубликованы также сведения о разработке таблетированных препаратов, однократный прием которых будет обеспечивать до 6 месяцев защиты от заражения ВИЧ. То есть близится эра, когда одна таблетка будет полгода защищать от ВИЧ. Однако результаты клинического использования таких препаратов пока еще не опубликованы.
— А что слышно о разработке антительных препаратов от ВИЧ?
— Этот метод называется пассивной иммунизацией, примером которой является введение больным той или иной инфекцией, например, коронавирусной, сывороток крови людей, ранее переболевших этим заболеванием. Уже давно для этой цели используются специально полученные сыворотки животных, которым многократно вводился тот или иной возбудитель (гипериммунные сыворотки). Раньше считалось, что антитела слабо защищают от ВИЧ, однако в последние годы удалось выявить особые, высокоспецифичные и очень активные. В настоящее время существуют способы производить большое количество таких высокоспецифичных антител к ВИЧ, которые можно вводить в организм больных для лечения или же в организм неинфицированных ВИЧ для их долговременной защиты от заражения. Однако эти антитела постепенно разрушаются.
— Но можно же сделать препарат, который бы обеспечивал постепенное высвобождение этих антител?
— Есть, например, клетки опухолей, которые можно соединить с В-лимфоцитом и заставить продуцировать необходимые нам антитела. Но, разумеется, прежде чем пытаться вводить людям такие клеточные конструкции, называемые гибридомами, надо быть полностью уверенными в их безвредности.
Другой подход — пересадка стволовых клеток, которые будут превращаться в В-лимфоциты, продуцирующие необходимые нам антитела.
Есть еще идея брать стволовые клетки человека, трансформировать их в невосприимчивую к заражения ВИЧ форму, например, удалив рецептор, к которому прикрепляется ВИЧ, и затем пересаживать назад, благодаря чему можно будет лечить ВИЧ-инфицированных и предупреждать заражение.
— И эти разработки уже близки к внедрению?
— Эти и другие подходы сейчас находятся на разных стадиях разработки, некоторые дошли до клинических испытаний, но говорить о том, что все они будут внедрены в практику в течении ближайших пяти лет, пока рано. Вероятно, что такие препараты первое время будут весьма дороги, поэтому неизбежно возникнет и проблема их приобретения.
Так как у нас нет прицельного государственного финансирования научных исследований по ВИЧ/СПИД, то придется тратить средства на приобретение новых препаратов за рубежом. Сейчас, например, львиная доля средств на закупку лекарств для лечения ВИЧ-инфекции уходит на закупку относительно небольшого количества современных импортных лекарств, но большая часть российских ЛЖВ все еще получает препараты, представляющие собой копии зарубежных препаратов. Понятно, что мы обязаны найти способ поддержать отечественных разработчиков и производителей новых лекарств в нашей стране.
— Почему в 80-е вы решили посвятить себя именно этому заболеванию?
— К этому времени я уже 21 год потратил на учебу, окончил мединститут, занимался разработкой вакцинных препаратов, защитил диссертацию по иммунологии, потом еще занимался эпидемиологией. Я был достаточно широко образованным специалистом в области инфекционных болезней. И в это время как раз появилась новая болезнь, которую сначала рассматривали, как чисто иммунологическую — ее и назвали синдромом приобретенного иммунодефицита.
Только где-то в конце 1983 года для специалистов стало очевидным, что это инфекционное заболевание. И я по своему образованию как раз наиболее подходил.
Задание было выяснить: есть ли ВИЧ/СПИД в России? Насколько он угрожает стране? Институты иммунологии, вирусологии и наш эпидемиологии — все мы занялись этой проблемой. Иммунологи искали людей с иммунодефицитом, вирусологи пытались вирус выделить.
Руководитель центра по борьбе со СПИДом Вадим Покровский во время пресс-конференции, 26 февраля 1997 год
— Была ли возможность обмениваться научными разработками с западными учеными?
— Тогда же не было электронных средств, поэтому все распространялось по почте, в журналах. Можно было все журналы найти только в Медицинской и Ленинской библиотеках. Там тоже пришлось довольно серьезно поработать.
Работать мы начали в конце 1984 года. Обследовали на иммунитет 200 тыс. подозрительных пациентов с иммунодефицитом, нашли несколько детей, вроде бы похожих на СПИД, но ВИЧ у них не было. В Институте Гамалеи был очень большой архив сывороток — они стали их проверять на антитела, 200-300 тыс. анализов сделали, и нигде не нашли присутствия вируса. Поэтому была удивительная ситуация, что вроде бы во всем мире есть, а в России пока нет ВИЧ.
Потом пошли заявления, что СПИД — болезнь американских гомосексуалов. А поскольку у нас гомосексуализм уголовно наказуем и запрещен, нам эта болезнь не грозит, примерно так заявляли некоторые.
Здесь неожиданно, как это всегда бывает, в соседнюю лабораторию вдруг принесли материал от одного больного африканца — и оказалось, что у него вирус иммунодефицита и клиника СПИДа. Это был конец 1985 года.
Он приехал из Южной Африки, чтобы учиться в Школе профсоюзного движения. Здоровый такой парень — воевал в Южной Африке против белых. У него было очень много половых контактов в разных странах. Но на гомосексуала он никак не подходил. После этого наша группа обследовала всех иностранных студентов в Москве — обнаружили еще около 50 человек из разных стран, инфицированных ВИЧ, но не больных СПИДом.
И только в конце 1987 года, когда я читал лекцию в одном медучреждении, одна совсем молодая ординатор вдруг решила, что под мое описание больных как раз подходит пациент из ее клиники. Хотя начальство посмеялось, ей все-таки удалось убедить показать этого больного нашим специалистам. Оказалось, что он действительно болен ВИЧ-инфекцией, у него была саркома Капоши – одно из проявлений СПИДа. Он и считается нашим первым пациентом. Он был гомосексуален и тоже оказался связан с Африкой.
Старший научный сотрудник лаборатории, кандидат медицинских наук Вадим Покровский (справа) и младший научный сотрудник Алексей Плецитный отвечают на анонимные звонки в ЦНИИ эпидемиологии, 1 июня 1987 года
Роман Подэрни/ТАСС
Пять лет назад у него были симптомы ОРЗ и краснухи – это была острая стадия ВИЧ-инфекции. Она проходит через несколько месяцев или даже несколько дней. Но вирус никуда не уходит — в течение многих лет развивается иммунодефицит.
За это время у него было порядка 25-27 половых партнеров. Мне пришлось тогда их всех искать по России.
Из них пять оказались инфицированными, один был донором, от него перелили кровь пяти людям — они тоже заразились. От одной из заразившихся женщин заразился муж. От одного ребенка из-за нарушений противоэпидемического режима в больнице заразился подросток. Потом этот ребенок, заразившийся в больнице, вырос, заразил трех девушек. В общем, образовалась целая цепочка.
Показали начальству — все поняли, что наша страна подвергается риску. Причем в цепочке оказались не только гомосексуальные, но и гетеросексуальные пары, и даже внутрибольничный случай передачи ВИЧ зафиксирован.
Вот после этого в стране началась действительно массовая работа по борьбе с ВИЧ. Начали проверять всю донорскую кровь.
В конце 1988 года мы выявили женщину-донора в Элисте, в Калмыкии. Что было очень удивительно, у нее не было никаких актов риска. Муж был не инфицирован. Единственное: она лежала в больнице еще со своим ребенком, и недавно он умер от какого-то септического заболевания.
И тут же выявили ребенка, который тоже лежал в этой больнице в одной палате с умершим ребенком вот этой женщины-донора. Здесь я уже опять все раскручивал, проводил эпидемиологическое расследование. Это почти такое детективное действие. Но поскольку пути передачи ограничены, вряд ли ребенок мог половым путем заразиться. Кровь чуть ли не всех доноров в Калмыкии обследовали – никто не заражен оказался.
Значит что? Наверное, больница. Я запросил материалы от всех детей, которые лежали в одно время с этими двумя, и к ужасу оказалось, что из 13 сывороток 4 оказались положительными — стало ясно, что это внутрибольничный очаг передачи. То есть надо срочно ехать в Элисту, поднимать документы, выявлять всех детей, которые лежали в этой больнице в течение года, всех их обследовать, устанавливать кто с кем лежал в одной палате. Заражено оказалось порядка 70 человек, которые побывали в этой больнице.
Медработники выезжают к жителям города, чьи дети могли контактировать с зараженными ВИЧ в стенах больницы, Элиста, 4 февраля 1989 года
Константин Тарусов/ТАСС
Позже выяснилось, что в мае 1988 года там умер ребенок тоже от СПИДа, у него оказался инфицированный отец и мать. То есть вирус передался от отца матери, а мать передала ребенку. Сам этот мужчина еще в 1981 году служил во флоте, и они несколько месяцев стояли в Конго в порту. Страна была бедная, женщины могли заработать только проституцией. И стоимость услуг сексуальных была очень низкой, так что наши солдаты могли себе позволить. Так и заразились.
Получилось, что не только иностранцы, но и наши граждане, которые работали за рубежом, привезли вирус в СССР.
Но мы не можем сказать, что этот мужчина был нулевым пациентом — по-видимому, их было несколько.
— И какая была реакция руководства на все это?
— Мы все начальству доложили. И тогда глава Минздрава Евгений Чазов объявил о создании системы центров по борьбе со СПИДом. Теперь уж точно было ясно, что заболеть могут не только гомосексуалы американские, а все.
Недолгое ощущение успеха
— С того момента, как началась информационная кампания, как стремительно развивалась эпидемия в России?
Если в 1989 году было 30 тыс. наркопотребителей в России, то к середине 90-х уже стали говорить о 2-4 млн потребителей. И вот в эту группу попал вирус. А если они пользуются одним шприцем, то крови, остающейся в шприце, достаточно, чтобы заразить следующего, кто этим шприцем воспользуется. То же происходило в Элисте, только в меньших масштабах: сестры иногда пользовались одним шприцем, чтобы быстрее сделать работу.
— Но ведь тогда люди уже понимали, что вирус через кровь передается?
— Да, но только не наркоманы. Как только вирус попал в их среду, он стал моментально распространяться. И где-то в 2001 году был пик – 87 тыс. случаев за год. Началась страшная эпидемия.
И ведь если человек заразился ВИЧ, он так и останется зараженным всю жизнь. Коронавирус – кто-то выздоровел, кто-то умер, но заболевание проходит, вирус исчезает. А ВИЧ нет. Человек может чувствовать себя хорошо до 20 лет и больше, но быть инфицированным, заражать своих партнеров.
Люди безответственные, у них очень много половых партнеров, поэтому у нас где-то в середине 2010-х стала преобладать половая передача: причем не гомосексуальная, а гетеросексуальная.
И вот по последним данным, у нас примерно 60% новых случаев – передача половым путем от мужчины к женщине, от женщины к мужчине. Наркоманы — 35%-40%, а вот мужской однополый секс — примерно 1-2% новых случаев.
— Но в обществе сохраняется представление о том, что это все-таки болезнь геев, наркоманов?
— К сожалению, да. При этом опасность для всех намного выросла. Причем у нас есть другие неправильные представления: например, о том, что ВИЧ передается при случайных половых контактах.
Выяснилось, что он не так часто передается в принципе, поэтому бывает, что одного контакта как раз и недостаточно. А вот если люди живут год-два вместе — как раз в таких случаях происходит передача вируса.
Когда появится препарат, полностью уничтожающий вирус
— Как с 80-х развивалась терапия: как лечили людей тогда и как сейчас?
— Первого больного мы лечили противовирусным препаратом отечественного производства — азидотимидином. Он показал довольно выраженную эффективность. Наш пациент первый со СПИДом прожил еще 5-6 лет после диагноза — это довольно много.
Отделение ВИЧ-инфицированных в московском роддоме, 1 января 1990 года
Валерий Христофоров/ТАСС
— Чем еще лечили?
— В основном, разными противовирусными препаратами, потому что очень скоро выяснилось, что все эти хваленые иммуностимуляторы, иммуномодуляторы никакого влияния на состояние больных СПИДом не оказывают. Даже ухудшают часто.
Оказалось, что эффективны только противовирусные препараты. Они сначала подавляют вирус, он перестает воздействовать на иммунную систему, и даже она восстанавливается. Даже больные СПИДом люди восстанавливают свои трудовые возможности.
Но этого вот достигли только в конце 90-х годов, когда догадались лечить не одним противовирусным препаратом, а тремя-четырьмя. И сейчас это основной метод терапии. Потому что если брать препарат один, он пару месяцев оказывает эффект, но потом развивается устойчивость вируса. А если давать три-четыре препарата — сейчас, правда, иногда и двух достаточно — то они подавляют размножение вируса полностью.
Он не размножается, поэтому не формируются резистентные формы. И человек может прожить до глубокой старости.
У нас один пациент, очень известный артист, заразился в конце 80-х, а в 1997-м у него развился СПИД. Мы его начали лечить одного из первых этим методом, как мы называли его, высокоактивной терапией. Он прожил еще 20 лет, и умер не от СПИДа, а от инфаркта. И это сейчас совершенно обычное дело.
— Лечат сейчас отечественными препаратами?
— Большая часть препаратов разработана за рубежом, но копии этих препаратов, дженерики, производятся и в России. Но я должен сказать, что это уже не очень перспективный путь, потому что эти препараты блокируют ферменты вируса, но не убивают его.
Сейчас на подходе совершенно другая группа препаратов – это генотерапия. Почему не удается вылечить ВИЧ-инфекцию? Потому что вирус внедряется в геном клетки человека. Препараты не дают ему выйти. Но как только они отменяются, вирус опять начинает продуцировать новые свои частицы, они атакуют опять иммунные клетки, и начинается развитие иммунодефицита. Поэтому главное сейчас – это найти способ полного излечения. Задавить вирус, который находится внутри генома клетки.
— Близки ученые к этому?
— Да, разработок очень много — их тестируют на животных.
Некоторые препараты из этой группы уже испытывают на пациентах, но, конечно, еще понадобится 5-10 лет, прежде чем они будут доступны всем пациентам по всему миру. Но не раньше, к сожалению.
— Как эпидемия ВИЧ развивалась в России в год пандемии коронавируса?
— Гораздо меньше людей приходило на обследования — лаборатории, которые обычно на СПИД проводили анализы, работали на коронавирус. Врачей тоже сняли всех на борьбу с коронавирусом. В прошлом году только 60 тыс. новых случаев выявили, годом ранее 80 тыс., а еще два года назад даже до 100 тыс. новых случаев доходило. Поэтому я не исключаю, что в следующем году может небольшой подъем быть. Будут выявлять тех, кого не выявили в 2020, 2021 году.
Но как бы то ни было, цифры очень большие — в Германии только 1,5 тыс. случаев за год, а у нас 60 тыс.
Мне кажется, проблема в том, что у нас нет активной кампании по предупреждению новых случаев. Да, 99,3% бюджета — а мы тратим на борьбу со СПИДом порядка 65 млрд в год — расходуется на диагностику и лечение. В то время как на предупреждение новых случаев — буквально копейки, несколько сот миллионов на Россию. И большую часть тратят на профилактику — призывы пойти на тестирование. То есть получается замкнутый круг: мы не предупреждаем новые случаи ВИЧ, а только их диагностируем и лечим.
Где-то лет пять назад такая агрессивная была риторика, что телевидение даже отказывалось давать рекламу презервативов, потому что боялось общественного осуждения. Сейчас уже появилась реклама вечером, немножко удалось переломить ситуацию. Поэтому приходится вот даже за такие простые вещи бороться.
— Помимо защищенного секса, в каких еще вопросах надо быть бдительными?
— При тех же медицинских процедурах. Понятно, что пациент не всегда может уследить, какими инструментами пользуются медработники. Проследите, вскрывают ли при вас одноразовые расходники. То же касается всех косметических и стоматологических процедур.
Все эти организации коммерческие, они в целях сокращения расходов могут и дезинфекцию не провести, и воспользоваться одной иглой повторно.
Компания Excision BioTherapeutics объявила о том, что Управление по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (FDA) одобрило заявку на проведение первой и второй фаз клинических испытаний нового лекарственного препарата против хронической ВИЧ-инфекции. Испытания EBT-101, в основе которого лежит технология редактирования генома CRISPR/Cas, на безопасность, переносимость и эффективность у добровольцев с ВИЧ типа 1 начнутся в конце 2021 года. Участники исследования будут распределены на три группы для определения наилучшей дозировки.
Новая технология мгновенно вызвала большой энтузиазм в медицине — главным образом из-за потенциала в клеточной терапии. Впрочем, с помощью CRISPR-терапии только начинают лечить. В 2020 году стало известно о первых успешных клинических испытаниях: семь пациентов смогли вылечить от бета-талассемии — заболевания, связанного с низким содержанием гемоглобина в крови, еще три — от серповидноклеточной анемии, при которой эритроциты приобретают серповидную форму и вызывают боль, повреждение органов и инсульты.
Однако пока CRISPR-терапия остается чрезвычайно дорогостоящей — так, излечение серповидноклеточной анемии у одного пациента, по словам Дудны, стоит около двух миллионов долларов. При этом продолжается как усовершенствование самого CRISPR (появляются все новые и новые его варианты), так и способы его доставки: в июне стало известно о том, что систему впервые непосредственно доставили в клетки шести пациентов с транстиретиновым амилоидоизом — болезнью, при которой белок транстиретин накапливается в жизненно важных органах. Раньше терапия проходила ex vivo: клетки извлекались для редактирования, а затем вводились вновь.
В 2019 году исследователи из Университета Небраски совместно с коллегами из Университета Темпл продемонстрировали на гуманизированных мышах эффективность сочетания системы CRISPR и разработанной учеными противовирусной терапии с медленным высвобождением и долговременным действием (LASER ART). Через две недели после введения ВИЧ типа мышам начинали давать антиретровирусные препараты в наночастицах с замедляющей высвобождение лекарств оболочкой. LASER ART прекращалась через четыре недели, вслед за чем исследователи с помощью аденовирусов вводили CRISPR/Cas9. У всех мышей с такой комбинированной терапией снижалась вирусная нагрузка — однако полностью удалить ДНК ВИЧ удалось только у двух из семи. В настоящее время исследователи работают над LASER ART следующего поколения.
Уже в этом году исследователи из Пекинского университета предложили новый метод лечения ВИЧ, где для борьбы с заболеванием используются модифицированные с помощью CRISPR гемопоэтические стволовые клетки. Однако пока число клеток с выработанным иммунитетом в организме добровольца оказалось недостаточным.
Фото: M arco Bello / Reuters
Неистребимый враг
В настоящее время единственным эффективным лечением ВИЧ является антиретровирусная терапия. Хотя она не избавляет человека от инфекции полностью, вирусная нагрузка практически достигает нуля, то есть вирусы существуют только в виде вставленных в ДНК чужеродных генетических последовательностей, называемых провирусами. В отсутствии терапии эти последовательности вновь начинают генерировать полноценные вирусы, поэтому зараженный вынужден принимать антиретровирусные препараты до конца жизни.
Еще одной проблемой является развитие устойчивости ВИЧ к терапии, поэтому обычно используются комбинации препаратов (от двух до четырех компонентов), нацеленных на различные стадии размножения вируса. Нельзя нарушать режим приема лекарств или уменьшать дозы, иначе они могут потерять свою эффективность, и сдержать размножение вируса станет невозможно. В этом случае ВИЧ-инфекция приведет к истощению иммунитета и перейдет в терминальную стадию — СПИД.
Лимфоцит с реплицирующимися вирусными частицами
Фото: Cynthia Goldsmith / Centers for Disease Control and Prevention / АР
Поиск и уничтожение
Для уничтожения клеток с ВИЧ-резервуарами исследователи пользовались различными агентами, которые переводят латентную стадию в активную (англ. latency reversing agents, LRA). Таким, например, является синтетический аналог бриостатина SUW133, который способен активировать латентные клетки и индуцировать их гибель. Предполагается, что добавление дополнительного цитотоксического агента еще сильнее подорвет вирусный резервуар. Уничтожать клетки с активными провирусами можно также с помощью терапии на основе антител или через усиление собственного противовирусного иммунного ответа.
Для полного излечения от ВИЧ необходимо избавиться от латентных ВИЧ-резервуаров — клеток, в геном которых встроен генетический материал вируса
Потенциально эффективным методом борьбы с ВИЧ является также клеточная терапия, хотя этот подход недостаточно изучен. В новом исследовании ученые испытали инъекции естественных киллеров (NK-клетки) — лимфоцитов, которые способны убивать клетки, зараженные бактериями и вирусами. Эксперименты на мышах показали, что NK-киллеры в сочетании с LRA предотвращают повторное появление ВИЧ у гуманизированных мышей (то есть мышей, у которых есть человеческие клетки и ткани). Лечение также уменьшает само количество ВИЧ-резервуаров в организме, что доказывает возможное полное излечение от вируса при дополнительных вмешательствах.
Эффективные убийцы
В ходе исследования ученые получили NK-клетки из периферической крови четырех здоровых доноров и определили, какие из них обладают наибольшей цитотоксичностью. При заражении ВИЧ NK-клетки начинают бороться с вирусом, быстро нацеливаясь на инфицированные клетки и уничтожая их. Однако, когда ВИЧ перетекает в хроническую стадию, количество цитотоксических клеток, вырабатываемых самим организмом, начинает уменьшаться. Избежать этого позволяет пересадка NK-клеток от доноров. Уже показано, что они эффективно подавляют репликацию вируса в лабораторных условиях и подавляют острую стадию ВИЧ-инфекции в организме гуманизированных мышей.
Выделенные NK-клетки культивировали вместе с зараженными вирусом CD4+ Т-лимфоцитами, а через 24 и 48 часов ученые подсчитывали, как много инфицированных клеток выжило. Оказалось, что уже через 24 часа NK-клетки начинали реагировать на присутствие зараженных лимфоцитов. При этом сам вирус в отдельности от клеток не активировал естественные киллеры, то есть последние реагировали исключительно на клетки, инфицированные ВИЧ. Как и ожидалось, NK уничтожали Т-клетки с вирусом внутри.
На следующем этапе исследования ученые использовали гуманизированных мышей, которых инфицировали ВИЧ-штаммом NFNSX. В течение четырех недель у грызунов наблюдалась виремия (острая фаза ВИЧ-инфекции). Антиретровирусную терапию проводили в течение шести недель и, как только виремия была подавлена, лечение отменяли. Часть животных получала инъекции NK-клеток периферической крови человека через один и шесть дней после прерывания терапии. Через неделю у пяти из шести мышей в контрольной группе случился рецидив, а в группе, получившей естественные киллеры, — только у одной из шести. NK-клетки не уничтожали без разбора иммунные клетки мышей, что подтверждает общую безопасность такого метода лечения.
Ударная смесь
Затем ученые решили посмотреть, как NK-терапия влияет на восстановление ВИЧ-нагрузки после отмены антиретровирусной терапии с помощью метода, называемого ДНК-штрихкодированием. Он заключается в определении специфических последовательностей вирусного генома, по наличию которых можно сделать вывод о присутствии вируса в организме. Исследователи создали ВИЧ-1 с искусственно вставленным генетическим штрихкодом длиной 25 пар оснований. Вирус вводили мышам внутривенно, а через четыре недели после заражения применяли антиретровирусную терапию в течение шести недель, чтобы уменьшить репликацию вируса. Затем терапию отменяли, после чего одной группе мышей вводили NK-клетки, а другая оставалась контрольной.
В результате у шести из 14 мышей в группе, получавшей NK-клетки, произошел рецидив, а в контрольной группе вирусная нагрузка восстановилась у всех 12 мышей. При этом естественные киллеры значительно замедлили восстановление вируса. В целом их применение снижает скорость распространения вируса после отмены терапии в 2,1 раза. Это показывает, что NK-клетки нацелены именно на клеточные ВИЧ-резервуары и уменьшают их количество, в результате чего вирусу нужно больше времени, чтобы начать инфицирование новых мишеней с прежней скоростью.
Читайте также: