Лайма вайкуле биография болезнь чем болеет
Обновлено: 16.04.2024
Лайма Вайкуле прославилась не только своими выступлениями, но и “острым языком”. Она умеет смело высказаться на любую тему, зато в делах амурных предпочитает “тихую гавань”.
Муж эстрадной певицы
На личном фронте у артистки спокойно и стабильно. Она никогда не хотела рекламировать себя с помощью интимных скандалов. Со свои любимым человеком блондинка живёт душа в душу с начала семидесятых годов! Андрей Латковский остаётся верным супругом, спутником и другом уже много лет.
Потомства у пары нет. Лайма не скрывает причины такого решения. Свою юность она провела на улице. Уже в пятнадцать лет много выпивала, попробовала наркотические вещества, начала вести половую жизнь. Мама пыталась как-то контролировать дочь, однако та была своевольной бунтаркой. Лишь в восемнадцать лет молодая особо успокоилась и встала на правильный путь.
Недавно в интернете сообщили о том, что артистка с мужем продают большой загородный особняк в Юрмале. Она всегда хвалилась этим местом, души в нем не чаяла. Почему вдруг решилась на продажу такого шикарного дома? Ответ знает только Лайма. Возможно, они с любимым купят особняк гораздо лучше прежнего? Скоро узнаем!
Болезнь и необычное мировоззрение
Вайкуле весьма религиозная личность. Она считает себя духовным человеком, увлекается философскими познаниями. Ещё выступает за права братьев наших меньших. Звёзда придерживается вегетарианства, против эксплуатации животных. Шуба для нее - это не шикарный подарок, а шкура убитого несчастного питомца.
Такое мировоззрение у знаменитости было не всегда. Она пришла к таким взглядам после страшной болезни.
В начале 90-ых певица узнала о своем ужасном диагнозе. Рак груди - это прозвучало словно смертный приговор. На то время она пребывала в Америке. У знаменитости началась депрессия, ведь ко всем прочему, в то нелегкое время умер ее папа.
Казалось, беды сыпались на нее одна за другой. Лайма даже думала о самоубийстве, а к психотерапевту не пошла бы даже под дулом пистолета. Андрей был рядом с любимой женщиной, не дал ей опустить руки. Он оказывал искреннюю поддержку, был все время рядом.
После долгого лечения артистке стало лучше. Произошла переоценка ценностей. Лайма поняла, как быстротечна жизнь. Глупо тратить время на ненависть, злобу, зависть. Лучше сконцентрироваться на любимом деле и близких людях.
Именно страдания помогли Вайкуле стать той, кем она всегда хотела быть.
Внешность тоже перестала иметь для певицы большое значение. Она отказалась от макияжа, который практически "рисует" новое лицо. По ее мнению, здоровый образ жизни украсит лучше любой косметики.
Политический конфликт
Звезда стала более деликатно выражать свою позицию, но некоторые высказывания вызывают бурю эмоций у публики. Она говорит, что рада распаду СССР, а Крым считает частью Украины. Из-за этого у блондинки были проблемы с выступлениями в России.
Детство, юность: Цесис – Рига
Лайма родилась весной 1954 года в латышской семье Янины и Станислава Вайкулисов. Помимо Лаймы у родителей подрастали еще трое детей: две девочки и мальчик. Родители снимали часть большого деревянного дома в Цесисе. Пока папа и мама находились на работе, с детьми оставалась бабушка. Именно этот дом и времяпровождение с бабушкой и стали первым воспоминанием Лаймы из детства. По словам певицы, условия в нем были не лучшими, поскольку семья жила довольно бедно: зимой дом замерзал до такой степени, что покрывался слоем льда. Тогда, чтобы согреться, все три девочки спали вместе на кровати в кухне.
В 1957 году, когда Лайме было 3 года, вся семья переехала жить в Ригу. Отец устроился рабочим, мама — продавцом, а через какое-то время была повышена до директора магазина. Едва малышка подросла, ее определили в детский сад на пятидневку. Лайма вспоминала, что в первый день, когда родители привели ее в садик, она бросилась к маме с криком, чтобы та не бросала ее насовсем. С тех пор страх больше никогда не увидеть родителей преследовал девочку постоянно.
Вскоре к нему добавился еще один: в 5 лет после няниного наказания в темной кладовке у Лаймы развилась клаустрофобия. Об своих симптомах девочка никому не рассказывала — в критических случаях она только стискивала зубы и пыталась глубже дышать. Иногда в это время девочку забирала преподаватель музыки, чтобы разучить с ней новые песни — только тогда девочка ощущала себя почти счастливой.
Именно детский сад с пятидневкой и недетскими испытаниями повлиял на то, что Лайма повзрослела очень быстро. Позже она прокомментировала, что не обижается на родителей за свое одиночество, ведь у них не было иного выхода.
В начале 60-х, когда Лайма уже училась в школе, ей очень нравилось заходить по утрам перед уроками к подружке, которая жила в очень уютном доме. Ей безумно нравились крошечные канапе, которые готовила хозяйка дома и подавала к завтраку. Школьные каникулы Лайма иногда проводила у папиного брата на рижском взморье. Там она веселилась с двоюродными братьями и сестрами.
Когда Лайме было 13 лет, в одни из таких каникул все девочки собрались на вечеринку. Однако их тревожила одна проблема — и Лайме, и ее сестрам было нечего надеть. Тогда Вайкуле предложила купить ткани и самим сшить платья, несмотря на то, что раньше она не прикасалась к швейной машинке и понятия не имела о кройке. Ткань девочки купили одну на всех и сшили себе новые наряды. Как рассказывала певица, на той вечеринке за ними сразу стали ухаживать молодые парни.
Характер девочки усложнялся с каждым годом. Она, так отчаянно нуждавшаяся в одобрении в детстве, незаметно для себя перестала интересоваться тем, что о ней думают люди, становясь все более независимой и даже “колючей”. Лайма с раннего детства поняла, что станет хирургом. Родители были только рады — зная о музыкальных предрасположенностях девочки, они не проявляли инициативы и не пытались поддержать ее порыв. Пока Лайма была еще школьницей, их дом посетила учительница музыки, предлагавшая отдать Вайкуле в музыкальную школу. Папа и мама, вежливо выслушав педагога, сошлись во мнении, что Лайме лучше быть врачом. Так в 1967 году, после окончания 8 класса, Вайкуле поступила в медицинское училище и начала проходить практику на скорой.
Первые шаги к успеху
Несмотря на то, что события в жизни Вайкуле шли вразрез с ее мечтами о музыкальной карьере, Вайкуле все же забросила учебу в медучилище — Лайма решила, что лучше быть “хорошей певицей, чем плохим врачом”, и начала всерьез заниматься музыкой и гастролями.
Впервые Лайма оказалась на сцене еще в 1965 году в рамках конкурса вокалистов. Мероприятие проводилось в Риге, в Доме культуры завода ВЭФ. Тогда Вайкуле отправилась на конкурс, чтобы составить компанию школьной подруге, которая стеснялась выступать сольно. На конкурсе Вайкуле услышал вокальный педагог Леонид Заходник и пообещал заниматься с ней музыкой бесплатно, если она, в свою очередь, обещает ему стать лучшей певицей Латвии.
Репетиции уже шли полным ходом, когда знакомый музыкант Вайкуле предложил ей место солистки в Аджарской филармонии. Лайма была настроена решительно, поэтому будущий музыкальный руководитель стал пытаться уговорить родителей Лаймы отпустить ее в турне по Кавказу. Родители девушки были против, но что-то запретить дочке, которая считала себя самостоятельной, не могли. В 1970 году Лайма ушла от Паулса и уехала в тур по Аджарии. На концертах с ансамблем она исполняла репертуар на английском в разных жанрах.
Тур был довольно успешным до одного трагического инцидента. Однажды автомобиль, в котором девушка возвращалась с очередного выступления, врезался в другую машину. Завязалась драка между музыкантами и пассажирами первого авто. Во время потасовки раздался выстрел. От одной и той же пули пострадали два музыканта из ансамбля.
Раненых отвезли в больницу, а остальных – в ближайшее отделение милиции. Стрелявший человек был сотрудником внутренних органов. Чтобы не потерять звание, он умолял Лайму соврать, что она услышала два выстрела: первый предупредительный и второй, направленный на человека в целях самозащиты. Лайма отказалась давать ложные показания, однако после суда за драку все же были арестованы двое музыкантов и худрук ансамбля.
Расцвет карьеры
В 1988 году состоялся первый самостоятельный концерт Лаймы Вайкуле. Довольно символично и то, что выступление прошло в том же зале, где двумя годами ранее певица выступала на творческом вечере своего вдохновителя, Раймонда Паулса.
В 1989 году по приглашению американского продюсера Стэна Корнелиуса Лайма отправилась в Америку для съемок на ТВ и работы над своим первым альбомом. Тогда же на экраны выше советско-американский фильм о певице. Западные СМИ называли Вайкуле ”русской Мадонной”, и зал рукоплескал певице даже на иностранных концертах.
90-е годы в творческой карьере Лаймы ознаменовались записью новых альбомов — Вайкуле удалось выпустить семь новых пластинок, записанных на территории России и Латвии. Записи Вайкуле успешно раскупались не только на территории бывшего Союза, но и по всему миру. Не обошлось и без масштабных гастролей — с 1991 года Лайма посетила с концертами множество европейских стран, Японию и США. В 1993 году певица получила специальный приз от принца Монако на World Music Awards, выступив с песней Breakin’ Away.
С начала 2000-х Лайма стала регулярным гостем фестиваля “Новая волна” в Юрмале, а также огромного количества сборных музыкальных концертов, которые транслировались по федеральным каналам. Также до 2014 года Вайкуле несколько раз принимала участие в “Голосящем КиВиНе” в качестве члена жюри.
В 2015 году у Лаймы произошел конфликт с продюсером Игорем Крутым. Его причиной стал переезд фестиваля “Новая волна” из Юрмалы в Сочи. В год отмены Вайкуле организовала в Юрмале собственный фестиваль Laima Rendezvous Jūrmala, участниками которого стали исполнители из разных стран. Крутой не принял такого шага и неоднократно выразил недовольство в СМИ по этому поводу.
Личная жизнь Лаймы Вайкуле
Поэтому в 16 лет Вайкуле, отчаявшись выбрать достойнейшего, устроила для них своеобразный рыцарский турнир. Будущая певица пригласила всех своих кавалеров на день рождения, решив, что с ней в итоге останется самый неревнивый. Как и ожидалось, ребята разочаровались и ушли, а единственный оставшийся на празднике ухажер принялся объяснять строптивой девушке, как она всех унизила. Много лет спустя Лайма вспоминала об этих событиях так:
Каждый из этих ребят, красивых и умных, годился в спутники жизни. Можно было выйти замуж, нарожать детей, но я как будто предчувствовала, что сцена станет главным в моей судьбе.
Приехав на работу в Ленинград в 1970 году, в ансамбле Лайма встретила бас-гитариста Андрея Латковского. Молодые люди были познакомились еще в Риге, однако тогда 16-летняя Лайма не впечатлила музыканта. Спустя несколько лет перед ним стояла подросшая очаровательная девушка, и молодой человек сразу потерял голову. Вскоре у Андрея и Лаймы появились романтические чувства друг к другу.
С самого начала отношений Латковский оберегал Лайму — молодой человек всегда проверял, тепло ли она одета, и не разрешал Вайкуле гулять в сомнительных компаниях. По словам певицы, Андрей был романтичным и обходительным, поэтому произвел на нее колоссальное впечатление.
В Ригу к родителям Вайкуле они вернулись вдвоем с новостью о своем союзе. Дальше Лайму ожидало знакомство с семьей Латковского. По словам Вайкуле, тогда для нее самым важным было понравиться дедушке возлюбленного, Викентию Латковскому, известному государственному деятелю. Очаровательной певице это удалось с лихвой — новая девушка сына настолько впечатлила родителей Андрея, что они стали настаивать на свадьбе.
Однако сама Вайкуле к браку не была готова. К тому же как раз в то время влюбленные устроились на работу на круизном лайнере, который ходил за границу — как официальных супругов их был туда не пустили. А после окончания турне Андрей и Лайма не стали возвращаться к вопросу женитьбы, продолжая жить в гражданском браке.
В одном из интервью Лайма рассказывала о своей ранней беременности, которая произошла во время учебы в медицинском — тогда девушке пришлось сделать аборт. Маме Лайма долго не могла рассказать о том, что с ней произошло. Позже Вайкуле узнала, что детей она больше никогда иметь не сможет — потомства за долгие годы счастливой жизни у Вайкуле и Латковского так и не появилось. О раннем аборте певица сожалеет на протяжении долгих лет, комментируя случившееся с собой так:
Умоляю, девочки, не делайте аборт! Если забеременели и боитесь, что не справитесь сами, лучше отдайте ребёнка мне!
О браке у Лаймы Вайкуле тоже особое мнение. По словам певицы, она не стремилась замуж, желая сохранить свою свободу и самостоятельность. Тем не менее, вместе с Андреем они живут много десятков лет и в 2020 году отпраздновали пятидесятилетие их знакомства.
Лайма считает, что отчасти благодаря отсутствию штампа в паспорте им с Андреем удалось сохранить самое главное в отношениях между мужчиной и женщиной – взаимное уважение. Латковский стал для нее не просто близким человеком, но и преданным другом.
Особенно явно певица поняла это в 1989 году, когда американские врачи вынесли ей страшный вердикт — онкология. После сложной операции, которая потребовалась певице, с ней регулярно постоянно находился ее гражданский муж. По мнению Вайкуле, именно благодаря Андрею она справилась со страшной болезнью и начала жить заново.
Лайма Вайкуле сейчас
Почти до конца марта 2020 года в загородном доме Вайкуле в Юрмале велась подготовка к новому фестивалю Laima Rendezvous Odessa. Однако пандемия коронавируса нарушила эти планы, и Лайме с Андреем пришлось уйти на вынужденную самоизоляцию.
По словам певицы, на улицу она выходит лишь для того, чтобы выгулять собак в лесу, а в остальное время семья живет той же жизнью, что и раньше, но гораздо больше находясь в интернете. В социальных сетях латвийская прима часто делится своими мыслями с подписчиками. Например, в одном из постов Вайкуле назвала карантин уникальным шансом для переосмысления своей жизни.
Что чувствует онкологический больной. Воспоминания Лаймы Вайкуле.
Катерина Гордеева журналистка, кинодокументалист, писатель
Продолжаем публиковать отрывки из книги Катерины Гордеевой "Победить рак", ставшей продолжением одноименного телефильма. В книгу вошли интервью с известными людьми, столкнувшимися с раком, комментарии врачей. В этой главе — отрывки из дневника Марины Пак, врача и одновременно пациента онкологов, а также воспоминания Лаймы Вайкуле о том, как она пришла к принятию своей болезни.
Из дневника Марины Пак
Потом Марина узнает: в том августе, по вечерам, когда старшая дочь Соня выходила из маминой палаты, она еще долго не могла уехать из больницы, даже отойти от нее больше, чем на сто метров. Ей казалось, что мама может что-нибудь с собой сделать. Соня стояла внизу, в скверике перед входом в Онкоцентр, и смотрела на горящие окна Каширки, пытаясь разглядеть самое важное в тот момент своей жизни окно, мамино, пытаясь на расстоянии почувствовать, как там мама? Что она делает? О чем думает? Чего боится? Соня даже узнавала у врачей, нет ли палат без балкона. Оставаться в палате на ночь было никак нельзя. И это время — ночь — для семьи было самым тревожным. Состояние Марины не улучшалось, она замкнулась в себе. Любые попытки разговоров приводили к еще большей отчужденности и даже враждебности. Им казалось — она нарочно их не слышит. Ей казалось — они никогда не смогут ее понять.
Из дневника Марины Пак
Август 2010 года
Я понимаю, что это грех, это некрасиво, как я буду лежать внизу, детям будет стыдно. Но однажды ночью я просыпаюсь и понимаю: страха и стыда больше нет. Сейчас я могу это сделать. Я сажусь на кровати. Я мысленно проделываю этот путь до балкона и дальше — вниз. Я вижу себя там, внизу, и мне не страшно. Диким усилием воли заставляю себя не встать, остаться на кровати. Заставляю себя думать о детях, заставляю себя думать о том, что мне их жалко. Что это нечестно оставить их без меня, одних, что дети всё еще нуждаются во мне, что я им нужна — любая. Даже такая, какая я есть сейчас.
С этими мыслями встречаю рассвет, по-прежнему сидя на кровати. Всё еще не понимая, как мне удалось себя остановить, звоню священнику.
Священник приехал. Был долгий и трудный разговор. Тот, который и должен был произойти в подобной ситуации. До конца Марину, конечно, не отпустило. Но разговор с внимательным, слушающим, хотя и посторонним, человеком сделал свое дело. Она выговорилась. Он слушал ее и кивал. Говорил: "Всё, что вы чувствуете, — это нормально, так чувствуют себя и другие онкологические больные. Депрессия — это тоже нормально, и страх — нормально. Человеку свойственно бояться. Вы не должны переставать любить себя и беречь свою жизнь даже в этом состоянии. "
Он говорил правильные, важные, спокойные и внимательные вещи, те, которые ей были так нужны. Умный и чуткий священник спас Марину Пак тем, что сумел неожиданно стать ее психологом. Тем самым онкопсихологом, ставки которого как не было, так и нет в тарифной сетке российского Министерства здравоохранения.
Я вспоминаю об этой истории, когда мы с Мариной приходим на концерт Лаймы Вайкуле. По удивительному стечению обстоятельств, Лайма — любимая певица Марины. Ничего не зная о ее болезни, Марина всю жизнь восхищалась чувством стиля, голосом и характером этой женщины. После того как я рассказала Лайме историю Марининой болезни, Лайма пригласила ее, героиню теперь уже нашего общего проекта "Победить рак", на свой концерт. Огромный концертный зал "Россия". Свободных мест нет. Концерт вот-вот начнется. А я вдруг говорю Марине: "Смотрите, как удивительно: дойдя до дна отчаяния в своей болезни, Лайма ведь тоже позвонила священнику. А это было по другую сторону океана".
В это действительно трудно поверить, когда болеешь. Болезнь — она совершенно одинакова по обе стороны океана, в Северном и Южном полушариях, в больших и маленьких семьях, у людей с достатком и за чертой бедности. Материальные и географические нюансы влияют на комфорт, бытовые обстоятельства, тактику и качество медицинского лечения. Но внутри у каждого онкологического пациента по одному и тому же сценарию разворачивается настоящая драма борьбы между отчаянием и надеждой. Вот как ее описывает Лайма Вайкуле.
Лайма Вайкуле: "Самое страшное в раке — это не лечение, не химия и ее жуткие последствия, не боль и не тошнота. Самое страшное в раке — это страх. И ты ни с кем не можешь этот страх разделить. И он становится сильнее тебя. Ты ни с кем не можешь об этом поговорить. Хотя нет, вначале я могла говорить об этом с Андреем (гражданский муж Лаймы Вайкуле, вместе с которым она живет уже более двадцати лет. — Прим. ред.). Он был, пожалуй, единственным человеком, с кем мы вместе плакали. И только он был допущен к моему секрету, к моему дрожанию, к моим страданиям, может быть, потому, что он однажды в ответ на очередную мою истерику о том, что я не могу больше ждать лечения и жить в этом ощущении страха, сказал: "Ты не волнуйся, если что-то пойдет не так и тебе станет невыносимо, мы сядем в машину, разгонимся — и въедем в стенку, и всё, это будет одно мгновение".
Она замолкает. И я думаю, что вот сейчас она, наверное, представляет себе всё то, чего бы не случилось в ее жизни, если бы тогда они так и поступили бы с Андреем, покончив со всем в одно мгновение. Но, оказывается, она думает совсем о другом: пытается пошагово восстановить все перемены своего состояния, все стадии отчаяния. Удивительным образом они совпадут с классической схемой принятия онкологическим больным своего диагноза, что была разработана два десятка лет назад специалистами британского хосписного движения. Но об этой схеме — позже. Вот — реальное свидетельство, живая память бывшей онкологической больной Лаймы Вайкуле.
А потом опять просыпалась от клацания зубов. От страха. Библия ненадолго спасала, а страх всё равно оказывался сильнее.
Вторая стадия — это ненависть. Ко всем, кто здоров. Я помню, как сидели рядом со мной все мои музыканты. А я сидела в стороне. То есть мы как будто сидели рядом, но я не была с ними рядом. И они говорили что-то такое очень обыкновенное: вот надо малышу какие-то ботиночки купить. А я смотрела на них невидящими глазами и слушала так, как будто не я это слышу, а какой-то другой человек".
Здесь она остановится. Запнется. Станет искать кого-то взглядом. Придумает, что ей надо позвонить. Спросит у ассистента, не опаздывают ли они на репетицию концерта. Словом, опять, как ребенок, попытается придумать миллион поводов, чтобы не продолжать. А потом сама себя одернет: "Да что же это я, уже начала, значит, надо рассказывать".
Лайма Вайкуле: "Катя, если говорить правду, я их ненавидела. Я сидела и с ненавистью думала: „Господи, ну какие ботиночки! Это всё так неважно, все эти ботиночки, такие глупости, такие неважные совершенно вещи! Как можно вообще об этом говорить? У меня рак, я умираю. Всё кончено, а они говорят о ботиночках. “ Да, это была такая дикая, неведомая мне до тех пор смесь страха и одиночества. Но я до сих пор стыжусь той своей ненависти".
Она опять молчит. А я вспоминаю, как судачили люди в Юрмале и даже пописывали газеты: "Звезда Лайма Вайкуле не приехала на похороны своего отца, предпочтя карьеру в Америке". В голове вдруг совпадает: это же ведь и был момент ее болезни. Получается, что дело не в карьере? Спрашивать неловко, но спросить нужно. И я спрашиваю. Ее передергивает.
Лайма Вайкуле: "Как они могли писать? Что они знали об этом? Как меня могут судить люди, которые вообще не посвящены в этот вопрос? Это такая бестактность, свойственная, на самом деле, журналистам в нашей стране.
Тогда я даже маме не говорила о том, какой мне поставлен диагноз. Никто не знал. Да, так случилось, что мой папа умер, когда у меня шло облучение. И я действительно не смогла приехать на его похороны. Хотя бы потому, что я физически не могла это сделать. Помню, как я звонила домой и говорила маме: „У меня сейчас запись, я не могу приехать“. А в горле комок. Не понимаю до сих пор, как я вообще сумела это произнести, но надо было продержаться. Потом положила трубку и, естественно, сразу же свалилась со своим горем и несчастьем.
Да, я слышала, что на похоронах меня осуждали за то, что я не приехала. Эти люди говорили: „Ах, Лайма, ну конечно, у нее на первом месте карьера!“ А дело было вообще не в карьере. Хотелось просто закрыться в своей скорлупе: я — отдельно, а все остальные, здоровые, — отдельно. Они там живут, радуются, сплетничают. А я тут одна — со своим несчастьем. И говорить об этом не хотелось ни с кем, а уж тем более с какими-то посторонними людьми, для которых выслушать твою историю — профессия.
Хотя, если честно, врачи в Америке, в госпитале, предлагали психолога. Но я гордо отказалась: что это еще такое — психолог? Мы же советские, для нас психолог — это как унижение. Какие у нас были психологи? Так, подружки, что-то случится — и сядешь с подружкой всё перемалывать. Но рак — это не та история, которую можно обсудить за чашечкой кофе. И, конечно, нужен был психолог, которого они предлагали. Просто я этого не понимала".
Это положено знать любому практикующему онкопсихологу. Это описано в учебниках: у рака нет друзей. Есть просто стадии принятия болезни. По идее, врач должен разъяснить пациенту, когда и с чем ему придется столкнуться. Вот как в традиционной онкопсихологии принято описывать пять стадий принятия смертельной болезни.
- Отрицание. Больной не может поверить, что это действительно с ним случилось.
- Гнев. Возмущение работой врачей, ненависть к здоровым людям.
- Торги. Попытка заключить сделку с судьбой. Больные загадывают, допустим, что они поправятся, если монетка упадет орлом.
- Депрессия. Отчаяние и ужас, потеря интереса к жизни.
- Принятие. "Я прожил интересную и насыщенную жизнь. Если мне суждено принять смерть, я приму ее достойно и в срок".
Эти пять коротких пунктов, на самом деле, — длинный путь: пять ступеней, перешагивать через которые обыкновенному человеку, да еще и несущему на себе груз болезни, очень тяжело.
Я почти не знаю или знаю очень мало людей, сумевших, миновав первые четыре ступени, сразу оказаться на пятой. И даже те, кого я знаю, возможно, тоже проходили через отрицание, гнев, торги с судьбой и депрессию, но я при этом не присутствовала. Cилой своего характера, силой воли или просто ввиду наших нечастых встреч этот тяжелый путь мои друзья преодолели незаметно для меня. Но все признавались: нет такой силы воли и нет такого характера, что позволяет принять болезнь с возможным смертельным исходом играючи. Другое дело, что и профессиональная помощь, и поддержка, и участие близких, родных делают принятие болезни более естественным, менее разрушительным для личности, эмоционального состояния, душевного здоровья онкологического больного.
Я спрашиваю Лайму, сколько же в итоге месяцев провела она в американской клинике, сколько секунд, минут, часов вырвала из ее жизни болезнь. Сколько это стоило денег? Она улыбается. И, дотронувшись до моей руки, обрывает поток вопросов.
Лайма Вайкуле: "Это слишком разные вопросы, Катя. На них нельзя ответить одним махом. Самое простое в этой истории — деньги. В это почти невозможно поверить, но мое спасение обошлось мне в двадцать пять долларов, которые я заплатила за страховку. А мое лечение стоило несколько сотен тысяч долларов. Сработала страховка. Потребовалось совсем немного бюрократии: подтвердить, что мое состояние не позволяет мне уезжать, что лечение необходимо начать тотчас же, в Америке. Клиника такое подтверждение дала. И меня немедленно стали лечить. Это, конечно, везение. Потому что сегодня я понимаю, что без денег ты пропал. В этом смысле мне повезло. В остальном — не очень. Хотя, опять же, как сказать?
Стала бы я такой, какая я сейчас, если бы не болезнь? Думаю, что нет.
Эта последняя ступень в понимании болезни делает человека предельно открытым, готовым к любви: ты ценишь маму, ты ценишь родных, ты ценишь каждую минуту, когда ты с ними. Выражение „душа открыта“ — это даже не совсем точное выражение. Точнее сказать, — ты выучиваешься жить на разрыв, для всех, а для себя уже на последнем месте. Вот та я, которая начала болеть, та, первая, любимая „Я и только Я“, — она осталась там, в палате госпиталя. Появилась другая я, которая вообще не видела себе места на свете, где нет всех остальных, любовь к которым и стала смыслом жизни.
Появляется, правда, проблема времени: ты больше не умеешь что-то делать бегло, мимоходом. Становится важной каждая минута. И эта минута наполняется невероятным смыслом, когда ты держишь за руку кого-то бесконечно дорогого. И эта минута звенит от напряжения, когда по какой-то причине этого близкого и родного человека нет рядом: вы плохо поговорили или просто разъехались по делам и не получается дозвониться. А тебе кажется самым важным на свете именно сейчас услышать его родной голос".
Информация на сайте имеет справочный характер и не является рекомендацией для самостоятельной постановки диагноза и назначения лечения. По медицинским вопросам обязательно проконсультируйтесь с врачом.
Лайма Вайкуле
Не занимайтесь самолечением! В наших статьях мы собираем последние научные данные и мнения авторитетных экспертов в области здоровья. Но помните: поставить диагноз и назначить лечение может только врач.
Певица, 64 года
По статистике, при диагностировании рака груди на ранней стадии в 94% болезнь благополучно излечивается — именно поэтому врачи призывают женщин регулярно делать маммографию. Певица Лайма Вайкуле не подозревала ни о чем десятилетиями — именно поэтому, когда в 1991 году у нее обнаружили рак груди, прогноз медиков был крайне неоптимистичным: последняя стадия болезни, шанс на выздоровление — 20%.
Певица замкнулась в себе, отказалась от психолога, которого предоставляли в американской клинике, не призналась маме, из-за лечения не смогла даже приехать из США на похороны отца.
На всем пути борьбы ее поддерживал муж, продюсер Андрей Латковский. По словам певицы, после того как ей все-таки удалось победить онкологию (удалением груди и облучением), она сильно изменилась. Артистка научилась ценить близких и стала более мягкой в суждениях и высказываниях.
Дарья Донцова
Писательница, 66 лет
Писательница детективов Дарья Донцова одна из первых и немногих российских знаменитостей, кто начал открыто говорить о раке груди. Она никогда не делала тайны из своего заболевания, спокойно рассказывая всем, кто спрашивал: да, у меня была онкология, да, было тяжело, но я справилась, сейчас все позади. Рак, по мнению Донцовой, — это просто болезнь, которая лечится, если ее вовремя распознать и начать принимать меры. Однако в начале пути, в 1998 году, она не была настроена так позитивно.
Профессор, к которому писательница попала на прием, предположила, что жить ей осталось месяца три. Страха смерти, по словам Дарьи, она не испытала. Зато осознала, что у нее трое детей, муж, пожилые мама и свекровь, а также домашние животные — есть те, ради кого жить. Донцова настроилась на победу. Как призналась позже, она знала, что не умрет.
Ей пришлось пройти через 4 операции, множество курсов химиотерапии, пять лет провести на таблетках и гормонах — причем в конце 1990-х, лекарства того поколения вызывали тошноту и слабость.
В интервью Дарья признавалась, что первые несколько книг она писала буквально в ванной из-за постоянной тошноты. Все это время ее держали на плаву мысли о муже и детях.
После завершения курсов химиотерапии, когда опухоль рассосалась, Наталью отправили на мастэктомию — удаление молочных желез. Из-за расположения опухоли в центре молочной железы и мутации гена, который предрасполагает к возвращению рака, врачи удалили и здоровую грудь тоже. Одновременно ей провели реконструктивную маммопластику.
Сейчас, глядя на свое тело, Наталья плачет только от облегчения и радости. У нее впереди завершающий курс химиотерапии.
К сожалению, в случае Ирины не удалось совместить удаление и реконструкцию груди из-за лучевой терапии, которая последовала после мастэктомии. Грудь с имплантом нельзя облучать, поскольку он может деформироваться, поэтому целый год после удаления молочной железы Ирина ходила с протезом. Ситуацию омрачала и невозможность вернуться к привычной жизни. Так, Ирина не могла ходить в бассейн, поскольку в их городе нет залов с закрытыми кабинками, где можно переодеться, не привлекая внимания.
Через год Ирина прошла лучевую терапию и восстанавливалась. Перед реконструкцией груди необходимо было провести контрольное обследование, чтобы убедиться, что рак отступил. Остеогаммасцинтиграфия (сканирование костей) выявила очаг в области переднего отрезка второго ребра справа, хотя онкомаркер и лабораторные показатели были в пределах нормы. Ирине назначили дополнительную томографию, и это стало очередной проверкой на прочность, ведь все могло начаться заново. К счастью, все оказалось в порядке, и хирург допустил Ирину до операции.
Читайте также: