Лихорадка сен валье это

Обновлено: 28.03.2024

Ныне от Гревской площади того времени остался лишь едва заметный след: это прелестная башенка, занимающая ее северный угол. Но и она почти погребена под слоем грубой штукатурки, облепившей острые грани ее скульптурных украшений, и вскоре, быть может, исчезнет совсем, затопленная половодьем новых домов, столь стремительно поглощающим все старинные здания Парижа.

Люди, которые, подобно нам, никогда не могут пройти по Гревской площади, не скользнув взглядом сочувствия и сожаления по этой бедной башенке, защемленной между двумя развалившимися постройками времен Людовика XV, легко воссоздадут в своем воображении ту группу зданий, в число которых она входила, и ясно представят себе старинную готическую площадь XV века.

Она, как и теперь, имела форму неправильной трапеции, окаймленной с одной стороны набережной, а с трех других – рядом высоких, узких и мрачных домов. Днем можно было любоваться разнообразием этих зданий, покрытых резными украшениями из дерева или из камня и уже тогда являвших собой совершенные образцы всевозможных архитектурных стилей Средневековья от XI до XV века; здесь были и прямоугольные окна, начинавшие вытеснять стрельчатые, и полукруглые романские, которые в свое время были заменены стрельчатыми и которые наряду с последними еще продолжали украшать собой второй этаж старинного здания Роландовой башни на углу набережной и Кожевенной улицы. Ночью во всей этой массе домов можно было различить лишь черную зубчатую линию крыш, окружавших площадь цепью острых углов. Одно из основных различий между современными городами и городами прежними заключается в том, что современные постройки обращены к улицам и площадям фасадами, тогда как прежде они стояли к ним боком. Прошло уже два века с тех пор, как дома повернулись к улице.

Здесь было все, что только могло понадобиться славному городу Парижу: часовня, чтобы молиться; зал судебных заседаний, чтобы чинить суд и расправу над королевскими подданными, и, наконец, арсенал, полный огнестрельного оружия. Горожане Парижа знали, что молитва и судебная тяжба далеко не всегда являются надежной защитой городских привилегий, и потому имели про запас на чердаке городской ратуши некоторое количество ржавых аркебуз.

Утешительно думать – заметим это мимоходом, – что смертная казнь, которая еще триста лет тому назад своими железными колесами, каменными виселицами, всевозможными орудиями пыток загромождала Гревскую площадь, Рыночную площадь, площадь Дофина, перекресток Трауар, Свиной рынок, этот гнусный Монфокон, заставу Сержантов, Кошачий рынок, ворота Сен-Дени, Шампо, ворота Боде, ворота Сен-Жак, не считая бесчисленных виселиц, поставленных прево, епископами, капитулами, аббатами и приорами – всеми, кому было предоставлено право судить; не считая потопления преступников в Сене по приговору суда, – утешительно думать, что эта древняя владычица феодальных времен, утратив постепенно свои доспехи, свою пышность, замысловатые карательные меры, свою пытку, для которой каждые пять лет переделывалась кожаная скамья в Гран-Шатле, ныне, травимая из уложения в уложение, гонимая с места на место, почти исчезла из наших законов и городов и владеет в нашем необъятном Париже лишь одним опозоренным уголком Гревской площади, лишь одной жалкой гильотиной, прячущейся, беспокойной, стыдящейся, которая, нанеся свой удар, так быстро исчезает, словно боится, что ее застигнут на месте преступления.

Постковидный синдром и наше сердце. Все чаще ко мне и моим коллегам - кардиологам обращаются паци.

Художник Frits Thaulow (1847 – 1906). Течёт река Галерея работ Фрица Таулова &mda.

Черногория в фотографиях Острова напротив Пераста &.

после болезни давненько я не писала, хотя, признаюсь честно особой нужды в этом не испытывала.

-Метки

-Резюме

Новиков Юрий

-Музыка

-Друзья

-Статистика

Мистические места Парижа: площадь Отель-де-Виль


О Париже можно говорить и рассказывать бесконечно.Каждый дом старого Парижа-это целая эпоха,которая расскажет о его обитателях истории похлеще любого раскрученного детектива.Что там быль,а что фантазии обитателей, уже трудно и разобрать,но неизменно вызывает неподдельный интерес любителей истории.


История Парижа была весьма драматична, насыщена бурными и порой кровавыми событиями. Сегодня в столице Франции можно назвать по меньшей мере с десяток мест, окутанных мистической аурой.



Одно из мистических мест Парижа - Гревская площадь


Гревская площадь в 15 веке

Сегодня я Вам расскажу о площади,которая сейчас выглядит довольно тихо миролюбиво,но тем не менее, известна почитателям романов А.Дюма и В. Гюго-это площадь Отель- де -Виль,или Гревская площадь.Вспомнили? Именно на ней сожгли несчастного маркиза Жоффрея де Пейрака в известном романе А.и С.Голон " Анжелика"


Здание ратуши сейчас

Ну,оставим лирику ,теперь некоторые факты истории:

Это место имело напрочь испорченную репутацию. Испорченную настолько, что было принято решение о ее переименовании, что в Париже происходит крайне редко. Во Франции вообще не принято уничтожать историю в любом ее проявлении, даже если она не слишком привлекательна. Но Гревская площадь (place de Gr?ve) была переименована площадь Отель де Виль, чтобы как можно скорее забылась ее жуткая аура.

С XIII века власть в Париже переходит от королевских наместников к гильдиям. Самой мощной из них, по-прежнему, оставалась купеческо-навигаторская. Логично, что первое здание городской ратуши начали строить именно здесь. Кроме того, город к этому времени настолько вырос, что Песчаный берег оказался в самом его центре.


Но самое главное – здесь проводились публичные казни. В средневековье они были одним из самых популярных развлечений для горожан и собирали огромные толпы народа.


Существовал определенный порядок их проведения, еретиков, к примеру, обязательно сжигали, дворян могли казнить только через отсечение головы, воров и убийц колесовали и четвертовали, а за другие преступления простолюдинов попросту вешали. Этот бесконечный кровавый спектакль продолжался целых пять веков!

Казнь знатной особы – особое долгожданное развлечение, на которое собиралось около 100 тысяч горожан, как описывает Дюма:

Пожалуй, единственная хоть сколько-то романтическая страница в истории Гревской площади – борьба кардинала Ришелье с дуэлянтами. По эдикту 1626 года за участие в поединке дворянину отсекали голову. Чаще всего как-то обходилось (быль молодцу не в укор, да и влиятельные родственники всегда замолвят словечко), но случались и суровые исключения.
Король дуэлянтов, вот этот красавчик,



Жак Клеман — религиозный фанатик, убийца французского короля Генриха III.

Родился в городе Сорбоне в Арденнах. Вступив в орден доминиканцев, Клеман, под влиянием католической лиги, решил убить короля Генриха III, покровителя гугенотов. Восстановленный против короля своим приором и, как утверждают, герцогиней Монпансье, сестрой убитого по приказанию короля герцога Генриха Гиза, Клеман отправился 31 июля 1589 года из Парижа в лагерь в Сен-Клу, где находился король. На следующее утро, под предлогом передачи важных известий из Парижа, Клеман проник к королю и, вручая ему письмо, пронзил его отравленным ножом. Прибежавшие на крик телохранители немедленно закололи убийцу. Однако, несмотря на это, суд над Клеманом всё же состоялся, в знаменитом зале Святого Людовика во дворце французских королей, судили труп Клемана. Труп, привязанный к колеснице, был привезен на место казни, четвертован (разорван 4 лошадьми) и сожжён. Сторонники католической лиги, в том числе римский папа Сикст V, воспринимали Клемана как мученика, поднимался даже вопрос о его канонизации.



Колесование

Отсечение головы было привилегией дворян, смертью почетной и даже завидной. Простолюдинов вешали - если вина была не слишком тяжкой. Сугубых злодеев колесовали – то есть привязывали к колесу и железной палкой переламывали кости. Обвиненных в ереси или колдовстве сжигали.

Социальное неравенство было продемонстрировано, например, при казни двух знаменитых отравительниц: Катрин Монвуазен (1680) и маркизы де Бренвилье (1676). Простолюдинка умерла в мучениях, на костре. Аристократка всего лишь преклонила колени перед плахой. При этом маркиза была во стократ отвратительней. Самое гнусное даже не то, что она умертвила ближайших родственников, чтобы завладеть наследством, а то, что она отрабатывала мастерство ядосмесительства, тренируясь на слугах и бедняках в больнице.
По-разному расправлялись на Гревской площади и с цареубийцами.



Граф Монтгомери то ли случайно, то ли неслучайно (есть разные версии) убил на турнире Генриха II.

Поединок между Монтгомери и королём стал последним в истории европейских рыцарских турниров. Нелепая смерть Генриха II явилась формальным поводом к их запрету.


Попал копьем в глаз. Король умер после десятидневной агонии

Перед смертью монарх велел не карать убийцу, но вдова, Екатерина Медичи, была не столь великодушна. Она не забыла и не простила. Пятнадцать лет спустя, когда Екатерина стала фактической правительницей страны, Монтгомери был обезглавлен на Гревской площади – сущие пустяки по сравнению с участью Равальяка, убийцы Генриха IV.
Этого в 1610 году разорвали на части лошадьми.



Бедняга был крепкого телосложения, так что на радость толпе казнь продолжалась целый день, с утра до вечера.


Франсуа Равальяк — убийца короля Франции Генриха IV.

Школьный учитель из Ангулема, безуспешно пытался вступить в католический орден фельянов, затем иезуитов. В 1609 году ему, по его словам, было видение, после которого Равальяк счёл, что его миссия — убедить короля обратить гугенотов в католицизм. Король Генрих первоначально был гугенотом, но перешёл в католицизм, чтобы получить корону Франции, при этом гарантировав Нантским эдиктом протестантам свободу вероисповедания. Насильственное обращение гугенотов, как полагают, не входило в его цели. Ввод французских войск в Нидерланды Равальяк расценил как объявление войны папству и решил за это короля убить.

Вскочив на подножку королевской кареты, остановившейся в толчее на улице Парижа, нанес два удара кинжалом в грудь, убив короля 14 мая 1610 года в присутствии мсье де Монбазона и герцога д’Эпернона. Даже под пытками Равальяк не выдал сообщников. Его четвертовали с помощью лошадей на Гревской площади, но толпа не дала завершить казнь, разорвав тело Равальяка на части.

Одни историки видят в нём фанатика-одиночку, возможно, душевнобольного, другие — агента папства или какой-либо европейской державы.

После казни Равальяка его родителей изгнали из страны, а всем прочим родственникам велели сменить фамилию. Имя Равальяка стало нарицательным для цареубийцы.


18 век
Так же расправились уже во времена Просвещения, в 1757 году, с психически ненормальным Дамьеном, который слегка порезал карманным ножиком Людовика XV. Два с лишним часа кони под ударами кнутов тужились и никак не могли довести дело до конца. Палачу пришлось перерезать осужденному сухожилия.


Конечности отрывались одна за другой… Надо сказать, что психическая болезнь в те суровые времена не считалась смягчающим обстоятельством.


В 1670 году юноша по имени Франсуа Саразен во время богослужения в церкви проткнул шпагой освященную просфору. Хотя было известно, что кощунник (вот из каких времен это слово) – сумасшедший, его судили без снисхождения. Несчастному психу сначала отрубили руку, а потом спалили его на костре.



Уж не знаю, сколько удали выказывал реальный Картуш в ходе своей бандитской карьеры - слишком густо его биография обросла легендами, однако кончил он плохо. В фильме про это ничего не было.
На следствии король преступного мира держался молодцом, выдержал все истязания и никого не выдал. Но на Гревской площадь, увидев колесо, Картуш затрепетал и крикнул, что хочет дать показания.



Его увезли с места казни назад в суд и там он в течение восемнадцати часов сыпал именами и явками. В результате были арестованы три с половины сотни сообщников и пособников. Этой ценой Картуш оплатил один лишний день жизни – назавтра его все равно колесовали.
В кровавой истории площади есть один эпизод, про который читаешь с нехристианским чувством глубокого удовлетворения. Здесь отрубили тупую и злую башку вот этому негодяю:


Антуан Фукье-Тенвиль был общественным обвинителем в период революционного террора. Он отправлял людей на смерть одним окриком или даже одним жестом – не выслушивая оправданий, затыкая рот защитникам, запугивая членов трибунала. Он воображал себя карающим мечом революции.
Когда власть переменилась и самого Фукье-Тенвиля поволокли на суд, он ужасно удивился. Как же так, ведь он старался не для себя, он всего лишь усердно исполнял работу, которую ему поручили?! И вообще – такое было время!
Вообще-то революционного прокурора уместнее было бы казнить не на Гревской площади, а на площади Революции.

Больше всего мне жаль женщин,которых сжигали на площади за колдовство.достаточно было написать донос(не важно какая мотивация была у писаки-ревность,неприязнь и т.д.)

Маргарита Поретанская – французская монахиня-бегинка, мистическая писательница.


О ее жизни известно в основном из церковного дознания о ней как о еретичке, поэтому сведения скорее всего сокращены, подчищены и искажены. Ее сближают с Братством свободного духа, христианским движением XIII—XIV вв. на севере Европы.Автор трактата Mirouer des simples ames anientis et qui seulement demourent en vouloir et desir d’amour, написанного на старофранцузском, переведенного на латынь и другие европейские языки. Он публиковался анонимно, и авторство Маргариты Поретанской было признано лишь в 1946 году.

Была осуждена церковью, её книга была сожжена в 1306 году, потом в 1309 году. Сама она была приговорена инквизицией к публичному сожжению 31 мая 1310 года и сожжена в Париже на Гревской площади 1 июня 1310 года.



Томас Артур де Лалли-Толендаль — французский генерал времён Семилетней войны, командовавший вооружёнными силами Французской Индии.

Когда в 1755 году вспыхнула Семилетняя война между Францией и Англией, Лалли, назначенный главнокомандующим во французскую Индию, отправился туда с четырёхтысячным войском и высадился у Пондишери. Сначала его действия были удачны, но затем он был вынужден снять осаду Мадрасской крепости, потерпел поражение при Вандаваши и заперся в Пондишери.

В течение двух лет ему не менее десяти раз приходилось подавлять бунты своих солдат. 14 января 1761 года он, с семью сотнями истощённых солдат, сдался англичанам и был отправлен в Лондон. Здесь он узнал, что во Франции все озлоблены против него; тем не менее он поехал в Париж, где сразу же был посажен в Бастилию.


Два года продолжался над ним суд; обвинённый в измене интересам короля и индийской кампании, в злоупотреблении властью, в поборах с подданных короля и с иностранцев, он был осуждён на казнь и обезглавлен.

Жертв было за пять веков тысячи. Мне кажется,что эта тяжелая аура так и давит в этом месте,хочется убежать,а может моя повышенная эмоциональность так влияет. а в ратуше какие они законы принимают?

Апофеозом его стало в 1792 году первое в истории применение гильотины, считавшейся тогда гуманным орудием казни. И ввел ее тот самый король Людовик XVI, который на ней и закончил свои дни.


Гильотина исправно обслуживала и террор, и правосудие (хотя, в последние годы уже не публично) еще двести лет. Казни уже совершались не здесь, но мистический жуткий ореол продолжал окутывать Гревскую площадь.


Во время Парижской коммуны 1871 года здание Ратуши было сожжено. Ну ,перестарались революционеры. На его месте было решено построить новое, а площадь переименовать.

19 марта 1803 Гревская площадь переименована в площадь Отель-де-Виль. Длина площади — 155 метров, ширина — 82 метра. С 1982 года площадь стала пешеходной зоной. Зимой здесь заливают каток для желающих покататься на коньках, летом устраивают пляжный волейбол.


Интересно не спотыкаются?



Тишь и гладь. Красиво все-таки и Париж узнаваем


Никогда не понимала смысла отдыха в людных местах. особенно в таких


Упреждая некоторые комментарии,предупреждаю сразу:"Париж люблю,как гость,как человек,имеющий там кучу родственников и друзей,учеников,живущих и работающих там,а политика. это отдельная тема,которая не относится к этой истории и парижанам. "

Король прекрасно укрепил свои позиции в пределах страны. Ни один из осаждаемых не стал бы добычей противника, обманутый его уловками, ни один не стал бы в тайне придумывать способ открыть ему проход, ни один, кроме второго принца крови, 28 безраздельного правителя в своих землях и главнокомандующего армией.

В Лагере Золотой Парчи Генрих VIII Английский сказал о Бурбоне, выставлявшем напоказ жемчужину стоимостью в десять тысяч экю:

Мадам (Луизе Савойской), Бонниве и канцлеру Дюпра, которые считались друзьями Карла Бурбона, не составило никакого труда очернить его в глазах короля. Одна из тех встреч, что История иногда устраивает забавы ради, так хорошо смешала наиболее важные политические интересы и самые романтичные страсти, направив их к одной цели, что в будущем с огромным трудом удалось выделить роль того или иного фактора.

Утверждение о важности любви Луизы, столько раз упомянутой различными историками, начиная от фантазера Ван Баарланда 29 и заканчивая Мишле, быстро натыкается на оппонентов, чьи опровергающие доводы не кажутся столь убедительными. Ссылаясь, в первую очередь, на молчание Мартена дю Белле, подобные авторы полностью приписывают вину за крах коннетабля и за его последующее предательство его необузданному властолюбию и амбициозности.

Нельзя оспаривать тот факт, что у короля и Мадам были веские политические причины для желания погубить своего кузена. Но зачем, в таком случае, нужно было облекать его таким могуществом, сделав его сразу и главнокомандующим армий, и вице-королем области Милана? И зачем тогда потом, спустя шесть лет, они пробуждали к жизни его низменные инстинкты, доставляя ему мелкие неприятности?

Скажут, что коннетабль с 1519 года получал предложения от Карла Пятого. Не очень веский довод. При дворе не знали об этих прощупываниях почвы, долгое время остававшихся безрезультатными.

Арну ле Ферон тщательно перечислил все — кроме ссор Бурбона с Мадам — что могло бы вынудить его предать свою родину. Ни один из поводов не кажется достаточно веским, будь то сложно объяснимые финансовые затруднения или нанесенное ему задолго до того жестокое оскорбление. Довод современного исследователя, Полена Пари, допускавшего, что принц никак не мог забыть о том, что корона, на которую он имел некоторое право, перешла к герцогу Ангулемскому, не кажется нам более убедительным.

Как бы то ни было, если король стал подозревать Бурбона в неблагонадежности, он должен был выразить ему свое недоверие в 1515-м, а не в 1520 году. Однако перед тем как над ним начали глумиться, Бурбон был в слишком большой милости у короля. Невозможно не заметить, что такое противоречие очень напоминает метания женского сердца, одновременно мучимого нежностью и злобой.

Первым несчастьем коннетабля стала смерть его сына еще в колыбели. Немного времени спустя ему прекратили выплачивать жалованье из казны. Престарелая госпожа де Бурбон была несказанно возмущена. Во время путешествия в Амбуаз она обрушила свой гнев на Луизу, эту бесчеловечную племянницу, которая была ей обязана всем и еще осмеливалась вредить тому дому, где ее вырастили. Франциску пришлось вмешаться в ссору двух дам.

В марте 1521 года Карл Пятый и Франциск I, одинаково опасаясь быть застигнутыми врасплох, начали дуэль, которая продолжалась два последующих века. Король послал свои войска к Валансьену, доверив командование передовым отрядом, привилегию коннетабля, своему шурину, герцогу Алансонскому.

Сюзанна де Бурбон скончалась. Несчастное, болезненное, блеклое существо, чье исчезновение повлекло за собой трагедию и поставило Францию под удар!

Слабость Людовика XII позволила ей передать свое имущество мужу. Мадам объявила это решение недействительным и отстояла свое право на владения своего дяди, герцога Бурбонского. В то же время коннетаблю предложили руку и сердце Рене Французской, сестры королевы.

Этот процесс действительно сокрушил вассала. Дело против него возбудили в августе 1522 года: корона требовала Овернь и Бурбонне, госпожа Ангулемская все остальное. По прошествии долгих недель судебных разбирательств в духе древних римлян, где неистовствовали королевские адвокаты, воодушевляемые Дюпра, Парламент настоял на дополнительном разбирательстве. Но Франциск в нетерпении приказал наложить секвестр на имущество, которое являлось предметом спора.

Госпожа де Бурбон поняла, что та феодальная башня, которую она возвела в центре Франции, готова обрушиться.

Однако она не испытала никаких угрызений совести. Более точно: будучи уже на краю могилы, старая больная принцесса объяснила своему зятю, что единственным действенным оружием против их врагов могло стать создание могущественного союза. Карл Пятый еще не напомнил ему о старинном союзе дома Бурбонов и Бургундского дома, потомком которого он являлся? Нужно было прислушаться к его словам и объединиться с Цезарем, чтобы одолеть короля.

Такое ужасное завещание оставила та, которая была хранительницей и правительницей королевства. Она скончалась 14 ноября 1522 года. Король тотчас же завладел вотчинами, которые достались ей от Людовика XI, а остальное ее имущество передал во владение Мадам.

Весной 1523 года он узнал о том, что коннетабль покинул Париж после серьезной размолвки с королем, которая произошла в покоях королевы. Бурбон обедал с государыней, когда внезапно вошедший король спросил его:

— Так, значит, Вы действительно женитесь?

— Я знаю, я в этом уверен, мне известно все о Вашей сделке с императором… Запомните как следует то, что я Вам сказал.

— Сир, Вы мне угрожаете! Я не заслуживаю такого обращения. 34

Он уехал в сопровождении нескольких сеньоров, и никто не смог его задержать.

Сен-Валье отправился к своему выдающемуся родственнику и позже неоднократно возвращался к нему: он пытался утешить Бурбона и успокоить бурю, которая разыгралась в его сердце.

В пятницу, 17 июля, они вместе пообедали в Бутионе-ан-Форез и обсудили возможную женитьбу брата Дианы. Затем они отправились в Монбризон, где они должны были остановиться на ночь.

Сен-Валье был ошеломлен. Видя, что сказанное не вызвало у собеседника большого возмущения, Бурбон решился сжечь мосты: этой же ночью он ожидал приезда сеньора де Борена, графа де Рё, посланника императора, и хотел попросить своего кузена присутствовать на их встрече.

Ночью Сен-Валье не сомкнул глаз. На следующий день он сказал Коннетаблю:

— Месье, я все слышал, как Вы и хотели, я проникся Вашими надеждами и ожиданиями, всю ночь я думал только об этом. Умоляю Вас, скажите мне: полагаетесь ли Вы на мое благородство? Доверяете ли Вашему другу?

— Я никого так не любил, как своего брата, которого я потерял, но даже на его благородство я не полагался бы больше, чем на Ваше.

— Прекрасно! Представьте тогда, что Вы говорите с братом, которого Вы так любили, и примите как добрый совет то, что он Вам скажет. Вы погибнете сами, или погубите Вашу родину. Взвесьте все, как следует. Если Ваш замысел раскроется… Вы умрете, и умрете бесславно. Если Вам удастся его осуществить, Вам придется противостоять Вашим родным, друзьям, всем, кто Вас любит, всему, что было Вам дорого.

Он говорил так много и так пылко, что, по крайней мере, в тот момент можно было поверить в его искренность.

— Ах! — вскричал Бурбон. — Чего же ты от меня хочешь? Они все у меня забрали, у меня больше ничего нет, они хотят, чтобы я закончил свои дни в нищете и позоре!

Они упали друг другу в объятья и зарыдали.

— Кузен, — сказал, наконец, коннетабль, — не будем больше говорить об этом, я отрекаюсь от своего плана… Поклянись мне снова, что не расскажешь об этом никому, а я клянусь, что больше тебе не придется думать об этом постыдном безумстве. 35

Возможно, Бурбон просто хотел ввести в заблуждение своего наперсника, чтобы тот отбросил всякие сомнения. Может быть, его другу достаточно было уехать, чтобы Бурбон изменил свои намерения. Как бы то ни было, он подписал договор, который открывал дорогу в четыре раза более мощному вторжению во Францию, и отправил послания тем людям, на чью поддержку он надеялся.

Так, 12 августа Сен-Валье принял у себя Пелу ле Жёна и Симона, называемого Бриу. Эти люди, как ему позже пришлось рассказать на процессе, удовлетворились тем, что напомнили ему о клятве, хотя в действительности все обстояло совершенно другим образом: Бурбон поставил своего кузена в безвыходное положение. Оказавшись перед выбором между лояльностью и долгом феодала, Жан де Пуатье, по традиции, принял сторону своего сюзерена.

В это время другой посланец по имени Ларси собирался подвергнуть испытанию верность двух нормандских дворян, Матиньона и д'Аргужа. Вникнув в детали заговора, Матиньон и д'Аргуж, несмотря на свои обязательства перед принцем, пришли в ужас. Это было уже не то время, когда жадные до наживы и приключений вассалы с безразличием относились к судьбе своей страны, лежащей в разрухе.

Обеспокоенные задачей никого не предать в открытую, два нормандца нашли странное решение проблемы, которое позволило бы им облегчить свою совесть. Они исповедовались и разрешили священнику поступить с их признаниями на его усмотрение. Священник тут же побежал к Великому Сенешалю и все ему рассказал.

Людовик де Брезе не подозревал о том, что его тесть играл какую-то роль в зловещем замысле коннетабля. Оправившись от первого потрясения, он ощутил радость от того, что стал хранителем такого секрета. Разве теперь не в его руках были судьба государства, жизнь короля, ведь Матиньон сказал, что заговорщики собирались свергнуть его и затем предать смерти (хотя Бурбон и был против убийства)? Он мог стать спасителем Франции, покрытым почестями, славой, усыпанным золотом! Это стало бы апофеозом его несколько блеклой карьеры.

Уже пересекали Франш-Конте немецкие ландскнехты, нанятые Бурбоном, английская армия производила высадку в Кале, испанцы подходили к границе. К счастью, коннетабль попросил своих союзников замедлить движение до тех пор, пока королевская армия не окажется в Альпах. Он же, в ожидании, притворялся больным.

Франциск нанес ему визит, засыпал его вопросами. Вместо того, чтобы защищаться, Бурбон заявил, что хотел узнать о намерениях императора и раскрыть их королю. Франциск сделал вид, что поддался на эту уловку. Он был очень любезен, пообещал, что процесс не причинит большого вреда кузену, которого он очень любит и назначает командующим передовым отрядом. Пусть Карл едет вместе с ним, они смогут вспомнить славную битву при Мариньяно! Коннетабль сослался на то, что слишком страдает и не может двигаться, но письменно заверил короля в том, что повинуется, как только почувствует себя здоровым. На этом они расстались.

Бурбон притворился, что уезжает, доехал до Ла Палисс, затем вернулся в Шантель, сопровождаемый бесконечными и бесполезными мольбами королевского оруженосца. Седьмого сентября испанцы вошли в Гасконь, немцы в Шампань. В ночь с 9-го на 10-е коннетабль, узнав о том, что королевский отряд из четырех тысяч человек готовится окружить Шантель, сбежал с одним человеком по имени Помперан.

Совершив романтическую одиссею, он, наконец, достиг имперских земель, где встретил посланника Франциска, даровавшего ему полную амнистию. Он ответил:

Со времени своей последней встречи с коннетаблем Франциск I обосновался в Лионе. Сен-Валье ежедневно ходил к нему на поклон, и каждый раз его принимали наилучшим образом. Все это время шли поиски доказательств его виновности. А 5 сентября король отдал приказ маршалу де Шабанну осадить Шантель. Вечером он пригласил Жана де Пуатье на ужин. По возвращении домой граф был очень неприятно удивлен появлением господина д'Обиньи, который объявил об его аресте; та же участь постигла еще семерых дворян: Эймара де При, Франсуа Декара, Пьера Попильона, Сен-Бонне, Жильбера Ги, называвшегося Бодманш, Бриона и Дегера. Не пощадили и служителей церкви: к епископам Отена и Пюи также нанесли визит лучники. Сен-Валье привели к королю, с которым он только что распрощался, но его взору предстал совершенно другой человек. Дав волю долго сдерживаемому гневу, великан чуть не убил пленника собственными руками, в чем ему с огромным трудом помешали.

На следующий день королевские уполномоченные — канцлер Жан Бринон, Рене Савойский, главный распорядитель двора, и маршал де Шабанн — вместе с докладчиком в королевском совете Гильомом Люлье приступили к первому допросу. Сен-Валье отрицал все, кроме своей всем известной дружбы с коннетаблем. Его отвезли в Тарар, затем в Лош, причем нисколько с ним не церемонились. Его слуга Реньо де Ла Дюше написал в письме девице Тернуар, одной из служащих замка Ане:

Какой крах! Жан де Пуатье, полный мужества на войне, совершенно не мог противостоять неудаче. То он рассыпался в ругательствах, то рыдал и умолял. У него снова началась лихорадка, кроме того, бесконечный кашель окончательно лишил его сна. К нему пригласили доктора де Тура, который объявил, что жизнь графа в опасности.

Для Великого Сенешаля это было жестоким ударом. Он не только не пожинал плодов королевской благодарности, но к тому же видел, как накренилась башня его благосостояния. В то время семейные связи были так крепки, что один оступившийся представитель рода неотвратимо тянул за собой остальных.

В нашем распоряжении письма, которые Сен-Валье послал своим детям.

Людовику де Брезе:

К королю были обращены такие же мольбы, как и к регентше. Пришедшая к нему прекрасная графиня рыдала у его ног. Она не ограничилась тем, что смягчила его сердце, а также попыталась использовать ресурсы своего мужского ума. Впрочем, в первые месяцы безуспешно.

Напрасно, изменив тактику, обвиняемый вдруг обретал память и пространно — в своей манере — рассказывал о последних встречах с коннетаблем. Напрасно он заявлял, что сыграл в деле своего друга позорную роль, так как не раскрыл тайну заговора, по его словам, лишь потому, что хотел узнать о нем побольше и затем изобличить заговорщиков.

Первого ноября король написал судьям:

Все исследователи отметили, что в этом отрывке Матиньон и д'Аргуж осыпаны похвалами, а о роли Великого Сенешаля не сказано ни слова.

В данном случае король имел полное право на гнев, потому что Парижский Парламент, вместо того чтобы дать скорее свершиться правосудию, изыскивал способы для усложнения процедуры. Это был реванш, который судейское сословие взяло над монархическим абсолютизмом. С другой стороны, общественность, хотя и возмущенная предательством принца, еще не пришла к единому мнению. Некоторые находили возможные оправдания для тех, кто повиновался своему сеньору, вероятно, не догадываясь о его истинных намерениях.

Оказавшись в слишком опасном положении, Франциск посчитал правильным, с политической точки зрения, решением проявить великодушие, которое, впрочем, было противно его природе. В итоге все обвиненные, даже Сен-Бонне, были помилованы, но не Сен-Валье, которого было решено принести в жертву во искупление общего греха.

Седьмого ноября судьи решили подвергнуть его пытке. Несчастный избежал дыбы лишь благодаря тревожным мольбам врачей. Двадцать третьего декабря его перевели в парижскую тюрьму Консьержери, и 8 января 1524 года он предстал перед Парламентом. Семнадцатого января его обвинили в оскорблении Величества, приговорив к лишению всего имущества, званий, знаков отличия и к смертной казни. Ему не зачитали последней статьи, которая обрекала его также на предварительную, невиданную доселе пытку.

Приговор должен был быть исполнен по истечении месяца. Супруги де Брезе использовали это время с пользой, беспрестанно осаждая с просьбами короля, королеву, Мадам. Великий Сенешаль, переместившийся ко двору в Блуа, практически ни у кого не находил поддержки. Он писал маршалу де Монморанси:

В Господине настолько был силен рыцарский дух, что он не смог остаться глухим к мольбам Дианы. Но также он осознавал, что в тот момент, когда враг осаждал государство, верность знати была ему особенно необходима; что в то же время на эту верность, о которую разбились надежды коннетабля, нельзя было полностью полагаться; что во владениях Брезе находилась провинция, в которую с легкостью можно было впустить английский флот; что этот старый служака только что, в принципе, спас государство и будет очень раздосадован, если ему за это отплатят черной неблагодарностью. К тому же для принца, воспитанного на героических романах, была более чем привлекательной мысль о театрально-эффектном и великодушном поступке.

И это — через три дня после приговора.

В три часа пополудни 17 февраля Жана де Пуатье посадили на лошадь и повезли на Гревскую площадь в позорном экипаже. Он дрожал от холода, лихорадки, страха и не мог держаться на ногах, не опираясь на мощное плечо лучника. За продвижением экипажа наблюдала огромная толпа. Палачи Масе и Ротильон, встретившие осужденного у подножия эшафота, были вынуждены поднять его на помост, как мертвое тело. На него одели камзол и заставили встать на колени. В таком положении несчастному пришлось провести целый час. Беспрестанно дрожа и вознося мольбы к небу, он ждал, что вот-вот над его головой вознесется топор. В толпе, которую сначала одолевало жестокое любопытство, начинало расти возмущение такой бесчеловечностью.

Внезапно вдали появился скачущий во весь опор всадник, который кричал, едва переводя дыхание:

Господин Мишель Долле взял протянутый ему свиток и прочел:

Таким образом тесть сохранил только жизнь, зато зятю достались публичные почести. Приговоренного спросили, принимает ли он помилование.

Он плакал, смеялся, обнимал охранников. Обезумевшего от радости, его отвели в тюрьму, откуда он, вопреки легенде, никакого побега не совершил. На его долю выпала участь пленника, лишенного всех благ. А Брезе, напротив, вышли из этой передряги целыми и невредимыми, и даже повысили свой авторитет. Хлопоты Сенешаля, мольбы и красноречие Дианы совершили это чудо.

Примечания:

Претензии Людовика XII на наследство своей бабки Валентины Висконти (ум. 1408), представительницы герцогской фамилии, царствовавшей в Милане, послужили поводом для продолжения Итальянских войн (1494–1559).

Кутюмы — запись обычного права отдельных провинций, городов в феодальной Франции.

А не первого, как обычно пишут. Герцог Алансонский предшествовал герцогу Бурбонскому.

Это было абсолютной бессмыслицей. Диана и ее сестра Анна, которые уже давно были замужем, вышли из того возраста, когда можно было подвергнуться насилию такого рода. Младшая, Франсуаза, была еще слишком мала: в то время, когда рассматривали дело ее отца, ей должно было исполниться всего лишь десять лет. В конце концов все пресытились бесконечным повторением одного и того же; прошло сорок лет.

Брантом, будучи не слишком требовательным к достоверности фактов, с радостью ухватился за эту тему и развил ее на свой лад:

С другой стороны, современники Брантома не обратили на это никакого внимания. К ним можно отнести таких авторов, как Арну ле Феррона и Бельфоре, который, допуская по обыкновению массу ошибок, объяснил вполне вразумительно:

Но в то время, когда Бурбоны совершенно не стремились восхвалять Валуа, Мезере 39 начал все снова:

Честность заставила Мишо возразить:

Уже у Гальяра можно найти такие строки:

(После эпизода с казнью он прожил еще пятнадцать лет).

Против обыкновения, Мишле высказался очень осмотрительно, впрочем, не отступая от сюжета этой милой истории:

Ученый Гиффре, редактор и комментатор переписки Дианы, без труда доказал бессодержательность этих плохо согласующихся друг с другом доводов. Аргументы, которые он приводит как психолог, значимы не менее, чем его научные наблюдения.

Вспомнив о всем известном характере короля-рыцаря, нельзя было дальше утверждать, что между ним и графиней была заключена постыдная сделка. К тому же и Брезе не стал бы закрывать глаза на неверность жены. Не его ли отец убил изменившую ему супругу несмотря на то, что она была узаконенной дочерью короля? Можно ли после этого представить, как этот суровый старец продолжает служить королю и поддерживает с женой спокойные сердечные отношения, о чем можно судить по его переписке? Наконец, если бы супруга Великого Сенешаля действительно пожертвовала своей добродетелью, неужели она не смогла бы выторговать для Сен-Валье что-нибудь получше пожизненного заключения и конфискации всего имущества?

Речь идет о семнадцати любовных письмах без адреса и подписи. 45 Людовик Лаланн 46 торжественно приписал их Диане, чей почерк, как ему показалось, он узнал, не обратив внимания на несколько текстов, которые должны были вызвать серьезные сомнения.

Никаких сомнений не возникло ни у Мишле, ни у Оро, но Сент-Бёв учел возможность их существования и доказательно изложил свою точку зрения. 47

Достаточно было обратиться к другим письмам собрания, чтобы обнаружить, что всё было написано одной рукой: рукой Франсуазы де Фуа, графини де Шатобриан, официальной любовницы Франциска. Так объясняются все упоминания о тесте, в то время как тесть Дианы умер в 1494 году, о путешествии в Пикардию с мужем, который, будь он Брезе, был бы уже похоронен, и бесконечная тревога женщины, которая близка к тому, чтобы впасть в немилость. Не Диана, а госпожа де Шатобриан подписала свое письмо к королю-пленнику: 48

Остается еще один важный свидетель, венецианский посол Лоренцо Контарини. Одна из его депеш, датированная 1552 годом, показывает все в совершенно другом свете. В ней можно прочесть:

Романтикам нужно с этим смириться. Дама Оленя не была любовницей двух королей. Но разве жизнь не превзошла легенду по степени загадочности? Разве не удивительно, что старый горбатый политик, которому Диана оставалась верна, буквально воплотился в этом радостном создании, которое после смерти мужа сумело повлиять на становление принца и сделаться его путеводной звездой?

Примечания:

Кутюмы — запись обычного права отдельных провинций, городов в феодальной Франции.

Место нехорошее, мрачное, здесь тяжело долго находится. Не зная причины, хочется поскорее уйти, даже красивое здании мэрии не останавливает. Говорят, в сумерках тут бродят мрачные тени, встречи с которыми не предвещают ничего хорошего.

Первоначальное здание ратуши на Гревской площади, построеное в 14 веке.

Казнь еретика Ана де Бурга. Любопытные зрители наблюдают из окон


Гревская площадь представлена и в романе Виктора Гюго "Нотр Дам-да-Пари", здесь казнят Эсмеральду.



Гревская площадь в 15 веке, время действия романа "Нотр Дам-да-Пари"


По этикету казней для дворян была привилегия – им отрубали голову, простолюдин вешали, но за особо тяжкие преступления независимо от сословий – пытали и четвертовали, а еретиков сжигали на костре. Казнь политических преступников отличалась особой жестокостью и могла продолжаться с утра до вечера.



В прошлом посте я писала о тюрьме Консьержери, из которой приговоренные следовали на казнь к Гревской площади через Мост менял.

На Гревской площади были казнены узники Консьержери - Габриэль де Монтгомери (убивший на турнире короля Генриха II, помилованный, но позднее осужденный за политическое преступление), Франсуа Равальяк (убивший Герриха IV) и разбойник Картуш (в миру Луи-Доминик Бургиньон). Как говорят французы – что общего между Монтгомери, Равальяком и Картушем? Они были казнены на Гревской площади.



Благородный разбойник Картуш



Картуш в Консьержери



Колесование. Так был казнен разбойник Картуш



Картуш в кино


Как писал Дюма, в те далекие времена казни были своеобразным развлечением горожан. Квартиры в домах с окнами на площадь можно было выгодно сдавать любителям кровавых зрелищ.
Здесь же на Гревской площади перед зданием городской ратуши проходили народные гулянья, праздники, театральные представления, ярмарки, фейерверки.



Революционеры-разрушители опять постарались.
Во время очередной революции в 1871 году здание мэрии было сожжено, а восстановлено только через 20 лет.



Ратуша в наши дни



Парижане теперь отдыхают тихо и мирно



На здании надписи - свобода, равенство, братство. Много было разрушено ради этих идеалов.



Площадь снова на ремонте. Как подсказала парижанка olga_kv на площади монтируют площадку для волейбола

P.S. Дело Шевалье де Барре



В конце 19 века шевалье де Барре установили памятник

Несмотря на защиту и просьбы покровителей, шевалье де Барре был приговорен к смертной казни. Духовенство решило сделать образцово-показательный процесс, дабы другие боялись. В обвинении возможно политическая причина, накануне де Барре заступился за свою тетку - аббатису монастыря Вилланкур, у которой были свои конфликты с властями, ей мстил отвергнутый любовник.

Приговоренному вырвали язык, потом отрубили руку, обезглавили, тело сожгли, а пепел бросили в реку – чтобы никто не нашел могилу богохульника.
Первоначально шевалье планировали сжечь на медленном огне, но потом приговор смягчили - и тело сожгли после казни.

Под финал, чтобы сгладить впечатление от ужасов, добрые фото - недалеко от Гревской площади. Там уютнее и спокойней.



Ближайшее метро



Собака-улыбака



Прохожие туристы собачку затискали



Собачка отдыхает



Дома 19 века, "сменившие средневековые постройки" - как говорил Гюго



Ратуша в 18 веке



Наши дни, почти такой же ракурс. Только деревья закрыли

Оглавление блога
Мой паблик вконтакте
Мой facebook, Мой instagram
Моя группа в Одноклассниках

Читайте также: