Таджик с вич в россии

Обновлено: 23.04.2024

Гражданин Таджикистана, приехавший на заработки в Россию, должен был получить вид на жительство, но когда сдал кровь на анализ - результат получился неожиданным - заражение ВИЧ. После этого, потеряв все надежды, вернулся на родину и уже даже не думал о миграции, рассказал Sputnik Таджикистан молодой человек по имени Сафар

ДУШАНБЕ, 6 дек — Sputnik. Когда он приехал в Россию на заработки, то был очень молод. Говорит, что хотел остаться в России и получить гражданство. Но когда сдал документы и медицинские справки, ему отказали. Причина — в заражении ВИЧ…

"Когда я узнал об этом, то вернулся на родину и больше не думал о заработке в миграции", — сказал Сафар в беседе со Sputnik Таджикистан.

По его словам, после этого известия он не упал духом. Потому что когда вернулся в Таджикистан, сразу обратился к врачам и стал проходить курс лечения. Кроме этого, он сказал, что знает все о ВИЧ и как жить с этим заболеванием.

"Я прочитал все о ВИЧ. Я знаю, как вести себя с этим заболеванием, и не боюсь моего будущего", — сказал он.

Все из-за глупости

По словам Сафара, когда он заразился вирусом, то был очень молод и глуп, а после того, как узнал о СПИДе, все его шаги по жизни стали обдуманными.

"Недавно я женился. Будущей жене до свадьбы объяснил, что у меня такая инфекция, и получил ее согласие", — сказал Сафар. Молодой таджик говорит, что совсем не чувствует, что у него есть какое-то заболевание. Только всегда помнит, что в его организме живет инфекция ВИЧ.

"Я питаюсь и живу, как прежде. Врачи не прописали мне никакой диеты. Но нельзя употреблять алкоголь и запрещено курить", — отметил молодой человек.

Боязнь общества

Сафар говорит, что не сказал никому о своей болезни. Даже родители не знают этого. Он не боится, что общество не примет его, но считает это заболевание очень личным и не хочет объявлять об этом.

"Это личное для меня, для чего мне кому-то рассказывать об этом, — говорит он. — Мне неприятно. Но я не думаю, что, когда друзья узнают о моей инфекции, то перестанут со мной общаться", — подчеркнул Сафар.

Один раз в месяц он ходит на приём к врачу и каждый день пьет по одной таблетке. Вся его надежда на современную медицину, с помощью которой он надеется не передать вирус потомкам.

Боюсь сплетен

Еще один парень, который предполагает, что тоже, возможно, заразился в миграции этой инфекцией через половой акт, говорит о нежелании, чтобы другие знали о его болезни. Он озабочен тем, что не все в обществе Таджикистана поймут заражённых жителей и станут избегать его.

"Если знакомые узнают о моём заболевании, сразу начнутся сплетни", — говорит он. По его словам, врачи обещали даже найти ему невесту, у которой есть похожая инфекция, чтобы не было недопонимания. Он озабочен своим будущим и тем, как будет жить с ВИЧ-инфекцией.

Мухибу всего лишь 20 лет, сейчас он занимается спортом и ведёт здоровый образ жизни и, обращаясь к молодёжи, особенно к мигрантам, просит всех быть осторожными в своих отношениях с партнерами.

Шансы всегда есть

По словам главного врача центра, эта болезнь включена в группу неизлечимых заболеваний, но количество вирусов в организме можно сократить с помощью препаратов, хотя сам вирус будет жить в человеке до конца его жизни.

На данный момент в Таджикистане во всех городах и районах созданы центры профилактики и борьбы с ВИЧ-инфекцией. Там выдают бесплатные препараты для больных и все обращения — конфиденциальны. Кроме этого, медработники часто проводят встречи с жителями в целях профилактики ВИЧ-инфекции, СПИДа, рассказал главврач.

По мнению Абдулвахобова, причина увеличения числа больных ВИЧ — это миграция и низкий уровень осведомленности населения.

ВИЧ и депортация иностранных граждан

В 2015 году Конституционный суд постановил , что положение о депортации не распространяется на мигрантов, которые имеют семью в России. В 2016 году Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) признал РФ виновной в нарушении прав иностранцев с ВИЧ. В решении ЕСПЧ говорится, что Россия — единственная страна Совета Европы, которая депортирует ВИЧ-положительных мигрантов.

Кроме России, такой карательной политики в отношении людей с ВИЧ придерживаются еще 18 стран , в том числе Сирия, Китай, Египет, Ирак, Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия. На сайте Hivtravel , который курируют европейские общественные организации , уточняется, что в этих странах т ест на ВИЧ сдают соискатели вида на жительство и разрешения на работу.

Для туристов обязательного тестирования на ВИЧ нет ни в одном государстве — кратковременное пребывание не запрещено. Но и тут есть нюансы: в России кратковременным пребыванием считается срок до трех месяцев, а в Иордании — месяц. В Ираке уже через десять дней после въезда нужно представить справку об отсутствии ВИЧ, исключение делают только для дипломатов.

Положительный опыт других стран

В Испании иностранцы обладают теми же правами на лечение, что и местные , доступ к системе здравоохранения бесплатный. В Швеции и во Франции любой иностранец также беспрепятственно может получить лечение. Согласно Шведскому агентству общественного здравоохранения, в стране живет не больше 7 тысяч человек с ВИЧ.

В Казахстане до 2009 года лечение ВИЧ финансировал Глобальный фонд для борьбы со СПИДом, туберкулезом и малярией. Десять лет назад этим начало заниматься правительство страны, но ресурсов стало не хватать, и в 2012-2013 годах мигрантов начали снимать с учета, рассказывает исполняющий обязанности президента Казахстанского союза людей, живущих с ВИЧ, Оксана Ибрагимова.

Граница — не барьер для вируса

Как мигранты живут с ВИЧ в России?

Опрошенные ТД эксперты говорят, что мигранты с ВИЧ обычно действуют по одному из трех сценариев, если не хотят уезжать из России. Кто-то из-за неосведомленности не предпринимает никаких мер, пока на фоне ВИЧ не начнут проявляться различные тяжелые заболевания. Другие иностранцы ищут помощи общественных организаций, которые, однако, не могут всех обеспечить препаратами. Третьи пытаются оплачивать лечение самостоятельно или ездят за препаратами на родину.

Получать терапию недостаточно

Даниил Кашницкий отмечает, что, если во время госпитализации выяснится, что у человека ВИЧ, он окажется в ситуации нежелательного пребывания . По мнению Кашницкого, реальный выход из положения — закон о совместном лечении ВИЧ хотя бы для стран СНГ.

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Исключительные права на фото- и иные материалы принадлежат авторам. Любое размещение материалов на сторонних ресурсах необходимо согласовывать с правообладателями.

Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter

Благотворительный фонд помощи социально-незащищенным гражданам "Нужна помощь"

Адрес: 119270, г. Москва, Лужнецкая набережная, д. 2/4, стр. 16, помещение 405
ИНН: 9710001171
КПП: 770401001
ОГРН: 1157700014053
р/с 40703810701270000111
в ТОЧКА ПАО БАНКА "ФК ОТКРЫТИЕ"
к/с 30101810845250000999
БИК 044525999

В России до сих пор действует закон, по которому мигранты с ВИЧ подлежат не лечению, а депортации на родину. Правозащитники называют закон дискриминационным, а эксперты опасаются, что такие меры только ухудшают ситуацию с заболеваемостью.

Ильхом, Узбекистан, 23 года

Я вырос в благополучной ташкентской семье: моя мама лаборант, а папа госслужащий. Окончил стоматологический колледж, после которого в 2015 году уехал учиться в воронежский мединститут.

Про свой ВИЧ-статус я узнал в январе. У меня на ноге появился гнойник и никак не проходил. Я сдал разные анализы, в том числе на ВИЧ. Но я представить не мог, что могу быть инфицирован, извините, семь лет обучения медицине, мальчик, который после учебы бежит в библиотеку, не пьет, не курит.

Я был в шоке, у меня вообще не могло быть этого. Я впал в такую депрессию, что у меня даже появились мысли о суициде.

Врачи отправили меня в СПИД-центр, а я тогда не знал, что иностранцев со статусом депортируют. Я доверился врачам, которые сказали, что там лечат всех, даже мигрантов. Сдал документы, меня поставили на учет, а потом сообщили, что мигрантов со статусом депортируют. Они не только ничем не помогли, а сделали даже хуже, потому что я попал в списки на депортацию. Я оказался в тупике. Но в итоге меня свели с НКО, которое помогает иностранцам с ВИЧ в России. Мне нашли вирусолога и начали лечить.

Главная проблема для меня — это отношение к ВИЧ на моей родине, где так много границ, религиозных и этнических. В Узбекистане ВИЧ-инфицированному руку не пожмут. Стыдно признаваться, но во время учебы даже преподаватели-медики говорили нам, что у людей с ВИЧ гнойники, поражение лица, волосы выпадают. Зачем так людей пугать, не понимаю, но там до сих пор существуют такие стереотипы.

Что я буду делать дальше? Во-первых, обязательно завершу учебу. Этот год у меня последний. Потом вернусь на родину, чтобы получать бесплатную терапию. Работать хочу по специальности. Если не получится вернуться в Россию, то буду путешествовать по миру, как и мечтал в детстве.

Нет, родителям я ничего не скажу. Они уже в том возрасте, когда их мировоззрение не изменить. Да и зачем их беспокоить. Пусть видят во мне того самого хорошего мальчика Ильхома.

Ольга, Казахстан, 41 год

Два года назад мы с супругом решили переехать в Россию, на историческую родину. Первым в Россию уехал муж — его пригласили на работу. Когда он обосновался, приехали мы и стали думать, как нам легализоваться.

Мы зашли в кабинет уже вместе, и муж спросил врача, как нам быть, если мы все продали там и уже живем здесь. Нам сказали, что придется судиться, и, может быть, мне разрешат остаться в России.

Так как одним из условий получения гражданства по программе переселения является отсутствие у членов семьи заявителя заболеваний, которые представляют угрозу для населения, в программе нам отказали. С мужем мы развелись, чтобы он повторно подал на программу. В итоге он и дети получили документы, а я вернулась в Казахстан. Я осталась без детей, без жилья и, если бы у меня там не было родителей, без крыши над головой.

Представьте, я не видела своих детей год! Чтобы помочь семье легализоваться, мне пришлось развестись с мужем, оставить детей и покинуть страну. Это не мой диагноз страшный, это законы нечеловеческие.

Тамара, Грузия, 47 лет

Я родом из грузинского города Рустави, где мои родители работали на известном на весь СССР металлургическом заводе. Этот город основал мой дед. У меня есть два брата, которые сразу после школы уехали учиться в Россию, в Химки. Там мой средний брат получил травму, стал инвалидом, и в 1996 году я переехала к нему, чтобы за ним ухаживать. Параллельно работала продавцом.

Через несколько лет брат умер, а потом пропал без вести второй, и я взяла на воспитание его маленького сына.

Я была так плотно занята делами братьев, что вовремя не занялась своими документами и стала нелегалом. Дело в том, что в Грузии я автоматически получила гражданство в 16 лет, но у меня остался старый советский паспорт. Его я не обменяла на российский, а с грузинским просрочила сроки нахождения в стране. Я не знаю, куда мне обратиться сейчас, чтобы получить гражданство, рассказать, что я этническая русская, получить хоть какую-то информацию. Несколько лет назад я подала на программу переселения соотечественников, но и в ней мне отказали.

О своем положительном ВИЧ-статусе я узнала случайно. Тогда я ничего не знала об этом, думала, что если у тебя ВИЧ, то ты умер заживо. Я настолько загнала себя в угол, что у меня была отдельная от ребенка посуда — я даже не понимала, что не могу через посуду никого заразить. У меня все было отдельное — полотенца, постельное белье, все.

А они по-доброму надо мной посмеялись и сказали, что я ничего не знаю о ВИЧ, о современной терапии. Я и правда не ничего не знала про свой диагноз и боялась что-то узнать. А мне все так просто объяснили, что камень с души свалился.

Авторы: Екатерина Иващенко, Анна Федоряк

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter

Благотворительный фонд помощи социально-незащищенным гражданам "Нужна помощь"

Предрассудки о ВИЧ и СПИДе порождают два противоположных явления в российском обществе. С одной стороны, они приводят к распространению ВИЧ-диссидентства, то есть отрицания самого факта существования вируса и СПИДа, а с другой — к тому, что ВИЧ-положительные люди по чужой или собственной воле оказываются вычеркнуты из жизни. При этом современные препараты позволяют им не только спокойно работать, заводить отношения и создавать семьи, но и рождать абсолютно здоровых детей. Фотопроект Ирины Мининой рассказывает о российских дискордантных парах — то есть тех, где один из партнеров — с положительным ВИЧ-статусом. Кто именно — автор предпочла не указывать.

Фото: Ирина Минина

Сабина и Саша:

10 лет живу с ВИЧ. Было морально очень тяжело сообщить о диагнозе в начале отношений. Страшна была реакция партнера, но, как оказалось, эта проблема была лишь в моей голове. Сейчас уже знают все, близкие и друзья, но подруга детства отвернулась от меня, узнав о диагнозе.

Мы не скрываем. Скорее наоборот, показываем своим примером, что все невзгоды можно пережить. Мы предохраняемся. Когда только начали встречаться и хотели завести ребенка, то, естественно, не предохранялись. Нам очень повезло, и беременность наступила быстро. Сейчас мы так уже не рискуем. Наверное, совет может быть только один — элементарные правила гигиены и сдача партнером анализов. Также надо привести в норму свой уровень нагрузки. Ведь чем ниже нагрузка, тем меньше шансов заразиться.

Самый главный стереотип — это непонимание того, как у нас могли родиться здоровые дети. Некоторые даже думают, что мы врем и дети все-таки больны. Это ужасно, конечно. Следующий стереотип — это то, что больны должны быть оба. Люди просто не знают, что с этим можно жить. Что можно родить здоровых детей, что можно жить обычной жизнью.

Фото: Ирина Минина

Сергей и Настя:

Мы познакомились в больнице, мой партнер знал о моем статусе еще до начала наших отношений — рассказала наша общая знакомая.

Я живу с открытым диагнозом, все работодатели, родные, друзья и даже соседи в курсе, мы не скрываем. Мы периодически даем интервью в местной газете с нашими фото, не раз участвовали в съемках на главных каналах вместе. Наверное, о моем статусе знает гораздо больше людей, чем мы думаем, но нас это мало волнует. Сами открыли в Рязани группу взаимопомощи.

Фото: Ирина Минина

Каролина и Яна:

Вместе примерно 2 года. Я знаю о диагнозе с 16 лет. Было сложно принять себя, страшно раскрыться. Оглашение диагноза было в грубой форме, он звучал как приговор, хотя долгое время вирус почти не был определяем.

Мне не особо страшно, страх — это сигнал необразованности, мифов, малой информированности.

Терапию я принимаю три года. Все предыдущие партнеры о диагнозе знали, свой статус я не афиширую, слежу за вирусной нагрузкой и личной гигиеной. Когда мы познакомились, ответственность партнера меня прельстила, она очень серьезно относилась к заботе о своем здоровье. В сексуальном плане риск передачи минимальный, все зависит от вирусной нагрузки партнерши. Наш секс имеет особенности, так как нет прямого контакта. На данный момент мне комфортно с ней, и о диагнозе не думаю. Статус не важен, важна честность и открытость. Хотя в нашем обществе сейчас не так, у нас как будто Америка 80-х.

Фото: Ирина Минина

Елена и Леша:

Партнер не испугался — только его родители переживали, даже не общались несколько месяцев. Начитались страшилок из буклетов начала нулевых. Риск заражения, конечно, сохраняется, но опыт показывает, что он действительно минимален при приеме АРВТ и предохранении. У нас родился здоровый ребенок благодаря АРВТ-терапии.

Почти сразу было принято решение жить с открытым статусом. Хочу показать, что ВИЧ-положительные — это не какая-то маргинальная тема. Стигматизация, безусловно, существует в наши дни именно из-за этого стереотипа, однако самостигматизация больных тоже имеет место. Проблема не только в обществе, но и в голове самих положительных.

Фото: Ирина Минина

Андрей и Виктория:

Познакомились в церкви христиан веры евангельской в 2008 году, просто общались, через год стали встречаться. О диагнозе было известно сразу, как только начали строить отношения, но диагноз не пугал, была уверенность, что не будет заражения.

Чтобы думать, свяжу ли я свою жизнь с ВИЧ-позитивным, — такого не было, диагноз не определяет любовь. Родные отнеслись неоднозначно и напряженно, некоторые отдалились. Родили ребенка в браке, не принимая АРВТ-терапию. Постоянно сдавали анализы.

Я не живу с ощущением, что у меня партнер больной, живу обычной жизнью. Да я не говорю всем про диагноз, потому что половина людей в России не знает, что это такое. Только сейчас в современном обществе начали говорить, что ВИЧ — это нестрашно. Если партнер терапию принимает, вирус неопределяем. Если человек следит за своим здоровьем, обращается к врачу, то он контролирует вирус и свою жизнь.

Фото: Ирина Минина

Сергей и Саша:

Когда узнал, что у меня ВИЧ, упал в обморок. Пока ждал анализы, был нереальный страх. Первые мысли были — это конец. Принятие диагноза длилось до тех пор, пока не начались наши отношения. Впервые сообщил о статусе в первый год знакомства, ходил, переживал, не знал, как начать разговор. (Были знакомые раньше, общались просто как друзья, только вскользь упоминался диагноз.) Ответ был — что живу не с болячкой, а с человеком, не боюсь заражения.

Знаем о преконтактной профилактике, но нет пока желания ее принимать, так как вирусная нагрузка невелика, чтобы заразиться. Мы не предохраняемся, партнер ездит со мной сдает анализы, он отрицательный. Я обсуждаю все вопросы жизни с инфекционистом, который запретил пока вечеринки, назначил режим дня, питания. Если первое время думал, что это сложно, каждый день принимать таблетки, то теперь даже наоборот, я очень тщательно стал следить за собой, соблюдать режим.

Фото: Ирина Минина

Демир и Аарон:

Мы познакомились в лагере для беженцев. Изначально понравились друг другу, но не знали языков и постепенно стали учиться. Сразу предупредил, что ВИЧ-позитивен. Рассказал, что из России, занимаюсь активизмом, ему стало интересно. Мы разные по национальности, и на родине моего партнера люди могут быть убиты из-за сексуальной ориентации. И никто, конечно, не говорит о ВИЧ.

Он почти ничего не знал об этой болезни, только что надо использовать презерватив. Напоминал ему, так как презерватив нужен, даже если вирусная нагрузка неопределяемая. Но партнер отказывался, и был страх заражения, поэтому вместе приняли решение принимать доконтактную терапию. Наши врачи уверяют нас, что нет риска, если вирусная нагрузка не обнаружена, а партнеры не имеют других сексуальных контактов.

Половые инфекции, передающиеся в отсутствие жен

Олимова: Около 90 процентов опрошенных мигрантов были женаты, но только 5 процентов брали с собой в Россию жену. Еще 3 процента берут жену с собой на какое-то время.

Говоря о своей сексуальной жизни, 38 процентов респондентов сообщили, что вообще не вступали в половые отношения на выезде; еще 22 процента имели сексуальные отношения со случайными партнершами; 11,5 процента — с постоянными партнершами (подругами); 10 процентов — с секс-работницами; 8 процентов — с женой; 6,5 процента — с содержанками.

Из тех, кто не вступал в половые отношения, около пяти процентов сообщили, что решают проблему с помощью мастурбации. В гомосексуальных контактах признались около одного процента опрошенных. Возможно, на этот вопрос не все отвечали откровенно, но, я думаю, уровень гомосексуальных связей все равно не выше стандартных четырех-пяти процентов.

Что рассказывали в интервью те, кто признавался в гомосексуальных связях?

Вариантов таких связей может быть несколько. Во-первых, это могут быть контакты вынужденного характера — как в тюрьме. Например, в бригадах на лесоповале, когда длительное время нет никаких женщин. Нам рассказывали о случае, когда на лесоповале в течение полутора лет работали 62 человека, и двое из них стали парой. Еще один вариант — в крупных российских городах молодые ребята связываются с русскими гомосексуалистами. Бывают случаи, когда им предлагают хорошие условия жизни, российское гражданство, деньги.

Подобные истории держатся в строжайшей тайне, так как таджики относятся к гомосексуальности очень негативно, а мигранты часто приезжают на работу бригадами, состоящими из родственников и соседей.

Почему вы вообще решили обратиться к теме сексуальной жизни мигрантов?

Отличается ли нынешнее сексуальное поведение таджикских мужчин от того, каким оно было лет 15-20 назад?

Немного уменьшилось количество людей, которые возят с собой своих жен — с семи до пяти процентов. Во-вторых, за 12 лет почти в два раза увеличилось количество вступающих в случайные связи. При этом удивительно, что число тех, кто пользуется секс-услугами, со временем не меняется: их всегда около десяти процентов.

Уменьшилось количество браков и длительных отношений с россиянками. В 2002 году их было достаточно много, потому что люди в какой-то степени продолжали чувствовать себя гражданами СССР. Сейчас же таджикские мигранты оказались внизу социальной лестницы, поэтому им трудно найти партнершу для длительных отношений. Таджик — это уже почти социальный статус.

Изнасилования считаются случайными связями

Какую форму коммерческого секса предпочитают мигранты?

Я видела два примера того, как были организованы секс-услуги. В одном случае это происходило в центре Москвы на строительной площадке. Там стоял небольшой вагончик, где работали три или четыре женщины — одна из них была для местного руководства.

Фото: Максим Шеметов / ТАСС

Обычно сутенерши договариваются с прорабами и приводят на объекты несколько женщин. Видимо, такая схема хорошо организована и давно применяется. Девушек меняют часто — клиентов у них много, условия работы очень тяжелые.

Во второй раз я наблюдала, как на стройке стоял микроавтобус, в котором девушки обслуживали строителей. Скорее всего, такие услуги стоят недорого.

А что тогда понимается под случайными связями?

Они очень разнообразны. Это может быть секс на рабочем месте, чаще всего с такими же гастарбайтершами — молдаванками, украинками, русскими, то есть внутренними мигрантками, однодневными подругами — секс на ночь. Это могут быть работницы, нанятые на день-два для выполнения определенных работ на строительстве и отделке дома. Случайные связи могут случаться и в цехах, например, по производству мебели. Мигранты ночуют прямо на работе — и женщины, и мужчины. Там все и происходит.

Например, таджики ремонтируют загородные дома и дачи, и к ним приходят местные девушки. Люди могут быть знакомы день-два.

Случайные связи более характерны для работников транспортного сектора. Это таксисты, водители-дальнобойщики. Среди них доля вступающих в случайные связи значительно больше, чем в других сферах.

Почему это стало частым явлением?

Отчасти изменился поток мигрантов. После кризиса 2008 года заметно увеличилась доля совсем молодых людей — до 25 лет. Они не всегда обдумывают поступки и иногда действуют импульсивно. Хотя сейчас доля молодежи снижается вместе со снижением численности трудовых мигрантов в России.

Преступления на сексуальной почве входят в число таких случайных связей?

Скорее всего, из этих 22 процентов часть может быть изнасилованиями. Но не думаю, что это рядовое явление. Такие преступления совершаются — в том числе таджиками — по нескольким причинам. Во-первых, это молодые мужчины без жен. У них нет возможности найти партнершу, так как часто они изолированы от общества. Это маргинализирует их. В армии, например, раньше давали бром. А тут все это превращается в агрессию.

Во-вторых, существуют культурные различия. То, что нормально для россиянок, таджиками считывается как сигнал о доступности или даже как призыв. В Таджикистане девушки не ходят в открытой одежде, не вступают в разговор с мужчинами, и — самое главное — не выпивают с ними. Нужно достаточно много времени, особенно молодым, чтобы они поняли, что и как принято в России.

Бывают случаи, когда россиянки вступали в половые отношения с мигрантами под влиянием алкоголя, или это был спонтанный секс, а наутро она обвиняла его в сексуальном насилии.

Взаимовыгодные сексуальные отношения

Вы также изучали феномен сожительства мигрантов. Как выглядят эти отношения?

Более 11 процентов наших респондентов сказали, что они живут с подругой и ведут с ней общее хозяйство. Такие истории чаще всего начинаются с деловых отношений: сначала они вместе работают, а потом как-то само собой получается, что люди снимают квартиру и начинают жить вместе.

Обычно в одной квартире проживает несколько пар — это могут быть три-четыре пары в двухкомнатной квартире.

То есть с русскими женщинами отношения случаются редко?

Их отношения похожи на семейные?

Таджики относятся к этим женщинам не как к женам, которых нужно обеспечивать, а как к равноправным партнерам, компаньонам. Поэтому они часто делят бюджет и уважительно относятся к своей партнерше. В то же время они не несут ответственность за эту женщину. Изначально сожительство имеет временный характер и не предусматривает рождения детей.

Презерватив — это стыдно

Как мигранты относятся к средствам контрацепции?

70 процентов всех мигрантов, которые вступают в контакт с нерегулярными партнерами (случайные связи, секс-работницы), используют средства контрацепции. Проблемы возникают в отношениях с постоянными партнершами, ведь когда мигрант начинает жить с подругой, то постепенно начинает воспринимать ее как жену и перестает использовать презервативы. Однако эти союзы временные и для него, и для нее: меняется ситуация, кто-то уезжает, появляется новый партнер или партнерша. В таких краткосрочных отношениях вероятность заражения резко возрастает.
Кроме того, я не уверена, что мигранты, которые используют презервативы, делают это всегда.

Получается, виноваты женщины?

Связь ВИЧ/СПИД и миграции — это общая проблема для всего мира. Мобильность всегда тянет за собой расширение сексуальных связей и их краткосрочность. При этом люди не понимают, что презерватив — это важно и совсем не стыдно, у них нет навыков безопасного секса, никто их этому не научил. Поэтому виноваты скорее оба партнера, а также государства, которые должны информировать своих граждан.

В работе Натальи Зотовой и Виктора Агаджаняна говорится, что среди представительниц Центральной Азии таджички предохраняются чаще других и реже заболевают половыми инфекциями. Это так?

В принципе, я согласна с их выводами. Дело в том, что среди таджичек на заработки почти всегда едут женщины старше 35 лет — или вдовы, или разведенные. Это взрослые женщины — они понимают, что делают.

Конечно, они стараются установить долгосрочные отношения. 40-летние женщины спонтанных глупостей не делают. Но они далеко не всегда могут заставить партнера пользоваться презервативом и соглашаются на его условия.

Жене лучше ни о чем не спрашивать

Среди ваших респондентов были мужчины, которые завели детей в России?

Нечасто, но бывают. В этом случае появляется целый клубок проблем. Мигранту нужно каким-то образом этого ребенка легализовать, чтобы он носил его фамилию. Например, через брак. В итоге начинаются сложности с женой в Таджикистане, разводы и одновременно попытки сохранить обе семьи в разного вида браках — официальном и шариатском.

Они приезжают на родину и просто ставят жену перед фактом?

Могут и не сказать. Но чаще сообщают родителям о появившихся в России внуках, а там информация и до жены дойдет. Тем не менее жены зачастую мирятся с появлением другой семьи.

Отъезд мужа на зарубежные заработки для таджикской женщины — это самая настоящая трагедия. Его все время нет, завести любовника невозможно, всегда где-то рядом свекровь, золовка и другие родственники. Жены ждут мужей годами. Лишь бы муж вернулся, хоть какой — и то хорошо.

Он приедет с детьми и заболеваниями, но все равно ему будут рады?

Конечно. Она работает с утра до вечера в поле, смотрит за детьми, ухаживает за его родителями. Но она знает, что муж отправился в другую страну много и тяжело работать, чтобы обеспечить ее и детей всем необходимым.

Есть ли среди мигрантов какая-то мужская солидарность, когда они возвращаются домой? Например, доходят ли до жены слухи о сексуальных похождениях мужа?

Насколько я знаю, они все молчат, как партизаны. Мужчины находятся примерно в одинаковом положении и не слишком распространяются о жизни в миграции.

При этом на территории России в мигрантских группах обычно есть старший, авторитетный мигрант, который за всех несет ответственность. Если кто-то попал в беду, заразился ВИЧ или ИППП, то в Таджикистане считают, что виноват старший, который не доглядел.

Когда мужчина возвращается в Таджикистан, у него остаются какие-то закрепленные в России сексуальные привычки?

Они привозят на родину не только деньги, но и новый опыт сексуальных отношений, новые представления о дозволенном и запретном, однако большинство из них — 78 процентов — возвращается к принятым на родине социокультурным нормам. То, что было в России, осталось в России. Остальные по возвращении реализуют сложившиеся в России модели поведения.

А как матери относятся к тому, что их сын может изменять своей супруге?

Матери посылают своих сыновей в очень опасное и трудное путешествие, поэтому им все прощается. Внебрачные связи — это то, что сопутствует зарабатыванию денег в другой стране. Общее мнение таково: вернулся живой и с деньгами — уже хорошо. И лучше больше ни о чем не спрашивать.

Фото: Артем Коротаев / ТАСС

Получается, что за последние 15 лет единственное, что позаимствовали мигранты в России в интимной сфере, это половые инфекции?

Одновременно происходит формирование новых устойчивых моделей сексуального и брачного поведения мигрантов в рамках адаптации к российской действительности. Постепенно формируются неявное социальное признание вторых браков на выезде, нейтральное отношение к сожительству и временному партнерству. Таким образом границы дозволенного расширяются, становятся подвижными, однако ориентация на социокультурные нормы, действующие на родине, сохраняется.

Тем не менее под влиянием масштабной трудовой миграции происходит неявное расширение диапазона сексуальных практик и отношений в таджикском обществе в целом. Этот процесс рассматривается социумом как разрушение традиций, упадок нравственности, поэтому возникают дискуссии о полигамии, брошенных женах и детях, разводах по телефону, гостевом браке. С моей точки зрения, это отражает процесс изменения сексуальной и семейно-брачной этики. Следует признать, что сексуальные практики таджикских мигрантов в России являются частью механизма адаптации к условиям миграции и к принимающему обществу.

Читайте также: