В скорой помощи работают с инфекциями
Обновлено: 19.04.2024
Кому платят?
А медики просто стали надеяться, что до них действительно дойдут хоть какие-то деньги. Многие из них ожидали, что стимулирующие надбавки коснутся всего медперсонала, ведь действительно, во время пандемии коронавируса достаточно сложно знать наверняка, что пациент, рядом с которым медики проводят значительное время, не является носителем инфекции.
Наша редакция обратилась к советнику министра здравоохранения Саратовской области Александру Колоколову, чтобы он объяснил: как и кому из медработников начисляются выплаты.
«Выплаты положены персоналу, работающему непосредственно с коронавирусными больными. Это ясно прописано во всех трёх постановлениях (постановление правительства области № 324 и два федеральных постановления — № 415 и № 484), регулирующих стимулирующие надбавки. Медработников, контактировавших с пациентами, у которых подтвердился COVID-19, определяют по реестрам. Существуют определённые списки, куда вносятся персоналии медработников, непосредственно оказывавших помощь больным с новым коронавирусом, уже по этим реестрам и осуществляются выплаты — и региональные, и федеральные.
Кроме этого, Алексей рассказал о том, что якобы не все контактировавшие с коронавирусом работники на его подстанции получили стимулирующую надбавку: «Заплатили у нас почти всем. Даже диспетчерам, хотя они напрямую с инфекцией точно не контактируют, сами понимаете. Врачи, фельдшеры, медсёстры, санитарки, водители — все хоть какие-то деньги получили.
Объясняя, почему его коллеги не хотят добиться справедливости, наш собеседник сообщил и о том, как изменились отношения между медперсоналом после осуществления выплат: «Пока они не спешат жаловаться начальству. Не потому, что мы все такие зашуганные или эти обращения ничего не дадут. Просто тут, в медицинских кругах, такие склоки из-за этих выплат начались…
Как нам объяснили, какого-то злого умысла и желания скрыть масштабы проблемы в этом нет. Просто человеческий фактор. Реестры больных заполняются круглые сутки, в том числе и ночью. Работник из-за усталости или невнимательности мог пропустить фамилию больного. И я верю в это, не считаю какой-то отмазкой.
Риск заражения у медработников действительно очень высок, это подтверждает и статистика других стран. Но, если следовать такой логике, рискуют заболеть все те, кто работал, несмотря на ограничения: кассиры в магазинах, полиция, водители автобусов и так далее. Ведь таких людей немало и всем им деньги точно не выплатят.
«Региональных выплат ни я, ни кто-либо на подстанции не видел вообще. За март мне тоже не выплатили ничего, как и многим другим мои коллегам на разных подстанциях. При этом, министр здравоохранения Саратовской области Костин потребовал осуществить мартовские выплаты до 18 мая.
На моей подстанции врачи получили федеральные 50 тысяч, фельдшеры — 25 тысяч. Это те немногие, кто возил больных с пневмонией, а позже у них подтвердился коронавирус.
– Игорь Борисович, как изменилась жизнь и работа службы скорой медицинской помощи в условиях пандемии?
- Справляетесь имеющимися силами?
– В 2020 году мы на 12 увеличили количество бригад. В Екатеринбурге было 114 бригад, в обыденной жизни – с обычной обращаемостью, с нормальной работой поликлиник – этого хватало. Началась первая волна пандемии, вал обращений… Мы смотрели на Москву – очереди из скорых у стационаров, не дай Бог, к нам придёт. Пришло. И если среднестатистическое время выполнение вызова – от момента выезда бригады до её освобождения – в допандемийный период составляло примерно 62 минуты, то в ковидный период время выполнение вызова (особенно в первую волну) доходило до двух с половиной часов. Скорая приезжает к стационару, ей необходимо сдать больного, а там – очередь. Надо было решать проблему. У нас существует Бюро госпитализации, но оно никогда воочию не видело количество свободных коек в стационарах, оно занималось маршрутизацией бригад в соответствии с приказами. Пандемия сподвигла нас завести систему, которая позволяет видеть в онлайн-режиме количество свободных коек по новой коронавирусной инфекции. Каждые три часа стационары предоставляли нам эту информацию. И ближе к осени 2020-го в плане маршрутизации начал возникать порядок.
- Пандемия побудила к преобразованиям?
Обиды пройдут
– Он, никто не скрывает, был всегда, и не только у службы скорой помощи. Справлялись тем, что есть. Кто-то у нас выходил на полторы ставки, кто-то на две, но нагрузка была иной – в условиях пандемии она существенно возросла. Если раньше среднее количество выполняемых бригадой вызовов доходило до 14 в сутки, то в период пандемии оно увеличилось до 20. Понятно, что кто-то почувствовал выгорание – профессиональное, эмоциональное, физическое. Думаю, с этим столкнулись многие из тех, кто работает с ковидом.
И третья, совсем маленькая, часть коллектива – те, кто не выдержал этой нагрузки. Но часть этих людей, что самое обидное, уйдя из службы, начали собирать всякую ерунду, грязь и вываливать её в СМИ. Так и хочется спросить: а вы сами-то что в этой ситуации продуктивного сделали? Тяжело работать в скорой помощи? Не вопрос. Идите в поликлинику – у вас есть диплом. Идите в прививочные бригады. Не сидите за компьютером, печатая всякую ерунду, а помогите здравоохранению, в первую очередь своим коллегам.
Не все, конечно, так себя ведут. Но факт остаётся фактом: ушли, не выдержав нагрузки, некоторые высококлассные анестезиологи-реаниматологи, ушли отличные, опытные врачи – люди, которых я уважал. По-человечески, я их, конечно, могу понять.
– И зла не держите?
– Никакого зла не держу! Надеюсь, что ковид перейдёт в ранг сезонных вирусных инфекций и не будет таких физических, эмоциональных перегрузок. Мы научимся с ним жить. Или вообще его победим. В любом случае, придёт время, когда мы будем собирать камни. А пока идёт война.
– Если в период сбора камней эти люди вернутся, примете?
– У службы скорой помощи, вообще, были когда-нибудь спокойные времена?
– Мы всегда были на передовой. Но многие мои коллеги вспоминают середину 80-х годов, когда не вызов ждал освобождения бригады, а бригада ждала вызов. Были такие времена. Тогда не было у всех в кармане по телефону и скорую никто понапрасну не вызывал. Сегодня же… Если говорят, что здравоохранение работает на пределе, то служба скорой медицинской помощи до сегодняшнего дня работала запредельно. Слава Богу, в ноябре количество вызовов понемногу стало снижаться. Может быть, получится передохнуть. Не знаю, правда, сколько.
– Конечно. Я это понимаю. Но на сегодняшний день экстренный вызов скорой помощи – это всё, что связано с угрозой для жизни: отсутствие или нарушение дыхания, сознания, кровообращения, боли в сердце, инсульт, ДТП… Неотложный повод – это обострение хронических заболеваний. Согласно новым рекомендациям, связанным с ковидом, повод для вызова скорой помощи – температура 38,5, которая держится более трёх суток и не сбивается, одышка (частота дыхательных движений больше 22 в минуту), снижение сатурации. Всё это плюс возраст и наличие хронических заболеваний, иными словами, перечисленные симптомы у людей группы риска, у которых возрастает риск развития осложнений.
– Вы, кстати, знаете, что люди активно пользуются этим способом вызова участкового врача?
– Многие горожане жалуются на лаконичность диспетчеров скорой помощи. Дескать, а поговорить?
– Инсульт?
Я часто присутствую в оперативном отделе даже для того, чтобы просто поддержать. Там же огниво! Ад! Ко всему прочему пациент или его родственник, если что-то не по ним, сразу же начинают оскорблять. По записям разговоров сотрудников оперативного отдела с пациентами я изучил матерный лексикон в немыслимом объёме.
– Есть ли какие-то требования к продолжительности отдыха бригад скорой?
– По трудовому коллективному договору я должен предоставить медикам, работающим сутки (медики у нас работают сутки, водители – 12 часов), три паузы для отдыха и приёма пищи, а ночью 20-минутный отдых. Но, я это не скрываю, не по-лу-чает-ся. Идёт такая нагрузка, что, бывает, утренние бригады, которые заступают на смену в 7 утра, пойдут на обед только в 14 или 15 часов, а про ужин они могут только мечтать в час или два ночи, когда спадёт основная нагрузка. Конечно, все мы ждём, когда это всё закончится.
Карета подана. Но кто до неё донесёт?
Жительница Казани Татьяна рассказывает: у мамы случился сердечный приступ, вызвали скорую, сама идти к машине она не могла.
Проблемы с транспортировкой больного в машину возникают часто, подтверждают это и сами работники скорой.
Рустем рассказывает недавний случай. Они приехали на вызов к больному, у которого были симптомы коронавируса. Надо везти мужчину в больницу, но его вес 150 кг, надо спустить его с пятого этажа, а дом без лифта.
Медики – не грузчики
А если беда случилась ночью? Прохожих на улицах нет, соседи спят?
В нормативных документах (приложение № 2 к Порядку оказания скорой медицинской помощи, утвержденному приказом МЗ РФ от 20 июня 2013 г. ,) указано, что медицинскую эвакуацию пациента при наличии показаний осуществляет выездная бригада.
Но, по словам Гильманова, кто именно должен транспортировать больного до машины скорой, в документах не определено.
Однако и специалист в области организации здравоохранения разводит руками на вопрос, как же быть с потерей времени на поиски помощников, когда речь идёт о действительно неотложной помощи.
КОММЕНТАРИЙ
– Транспортировка больных – проблема давняя, как сама скорая помощь. Но такое впечатление, что о её существовании никогда не знали в Министерстве здравоохранения.
Видимо, при расчёте штатных должностей скорой помощи чиновники исходят из простой ситуации: больной и сам дойдёт до машины, в доме есть грузовой лифт для носилок с колёсиками, врач и фельдшер – это силачи-тяжелоатлеты, а соседи ночью никогда не спят.
Наверное, в большинстве случаев так и бывает, поэтому держать на каждой бригаде двух крепких носильщиков плюсом к медперсоналу, наверное, не целесообразно.
Вот и бросают на решение этой тяжёлой в прямом смысле проблемы хрупких женщин-медиков, которые должны сами разрулить эту ситуацию со спуском с пятого этажа стандартной хрущёвки тучного пациента, который сам по своему состоянию спуститься не может, а его госпитализация обязательна.
По нашей 20-летней судебной практике по врачебным делам, действительно, в таких случаях помогают родственники, соседи, прохожие. А если их нет?
У нас было 2 судебных дела, когда в ночное время не удалось найти помощников для переноски больных: в одном случае у пациентки был мозговой инсульт, во втором – последствия ЧМТ.
В первом случае врач СП, не найдя реальных носильщиков, оформила у больной отказ от медицинский помощи в виде транспортировки на носилках до машины СП.
А во втором возникла конфликтная ситуация с родственниками больного, которые на просьбу врача поискать помощников для их же близкого человека закатили скандал и отказались вообще что-либо делать для помощи бригаде. Но и в этом случае врач сумела оформить отказ от госпитализации и оставила больного на дому.
Оба случая закончились летальным исходом и судебным делом. По иску родственников была взыскана компенсация морального вреда, но не со Скорой помощи, хотя к ней тоже предъявлялись претензии, а со стационарных лечебных учреждений, куда всё же поступили пациенты, но в последствии скончались от прогрессирования исходной патологии.
В какой доле факт невозможности переноски больных на носилках к машине СП повлиял на наступление смерти, осталось невыясненным, однако по официальному заключению СМЭ причинно-следственная связь со смертельным исходом установлена не была.
Каким образом можно решить проблему? В качестве решения проблемы переноски тяжёлых больных на носилках можно предложить, например, доплачивать водителю, но не постоянно, а по факту услуги, например, по 500 р. за каждый раз.
В период пандемии медицинские работники скорой первыми спешат на помощь, когда человек жалуется на высокую температуру, одышку, возможные симптомы коронавирусной инфекции и начинает паниковать. Задача медиков — не только стабилизировать состояние пациента, определить его на госпитализацию или оставить на домашнем лечении, но и успокоить.
— Как изменилась ваша работа с началом пандемии?
Роман Кузнецов: Увеличилась нагрузка на бригады скорой помощи, вызовов стало больше. Я работаю в ковидной бригаде, мы выезжаем в среднем на 20 вызовов за сутки. Раньше было около 15 выездов.
Мария Куликова: При этом у меня девять — 10 смен в месяц, я работаю на полторы ставки. Но самое сложное время было с середины марта до конца апреля. Сейчас ощущается, что заболеваемость идет на спад. Наверное, благодаря тому что введен режим самоизоляции.
— Сколько времени сейчас нужно ждать скорую? Увеличилось ли время ожидания после начала пандемии?
Мария Куликова: Нет, время ожидания незначительное. Нам на планшет поступает вызов, он делается сразу и своевременно. Конечно, все зависит от расстояния, но в основном доезжаем не более чем за 20 минут. А если вызов экстренный, то мы стараемся уложиться в 13–14 минут.
Роман Кузнецов: Все машины на линии, персонала хватает, поэтому всегда вовремя приезжаем к пациентам.
— Вы работаете в основном по вызовам с подозрением на коронавирус. А как определяют потенциально заболевших COVID-19?
Роман Кузнецов: На станции скорой помощи есть оперативный отдел и диспетчерская служба. Они расспрашивают москвичей, которые вызывают скорую помощь, и направляют вызовы нам. В примечаниях у нас написано: COVID-19 подтвержденный или подозрение на него. Среди главных симптомов — повышенная температура, сухой кашель, потеря обоняния и вкуса. Обычные симптомы острого респираторного заболевания.
Бывает, что прежде, чем вызвать скорую, москвичи обращаются к дежурному врачу в поликлинику. Это происходит в том случае, если у человека нет одышки, болей в грудной клетке, потери сознания.
Мария Куликова: Да. В первый день болезни можно обойтись консультацией врача из поликлиники. Он проведет первичный осмотр, даст необходимые медицинские рекомендации, назначит лечение, а потом уже, если будет ухудшение состояния, стоит вызывать скорую.
— Какие пациенты чаще вызывают скорую при подозрении на инфекцию?
Роман Кузнецов: По-разному. Бывают, и дети, и пожилые, и молодежь. Все одинаково.
Мария Куликова: Я считаю, что молодые легче переносят ту же самую пневмонию, чем люди в возрасте старше 55 лет. Тем более у бабушек и дедушек зачастую есть какие-то сопутствующие заболевания, которые усугубляют течение этой болезни. Но есть и пожилые пациенты, которые тоже вполне нормально переносят заболевание.
— Как проходит ваша рабочая смена?
Мария Куликова: Моя рабочая смена начинается в 09:00 и заканчивается в 09:00 следующего дня. Когда я прихожу на работу, то должна осмотреть свой санитарный автомобиль, готов ли он к моему дальнейшему суточному дежурству. Во-первых, вся аппаратура должна быть исправна, в рабочем состоянии, должны быть в наличии все необходимые медикаменты, оборудование для манипуляций. Средства защиты обязательно проверяем, чтобы они тоже были.
— Вы работаете в защитном костюме? Как часто его меняете?
Роман Кузнецов: Обязательно, защитный костюм надеваем в машине и после этого идем на вызов. Костюм состоит из комбинезона, респиратора, маски, очков, двух пар перчаток. В костюме жарко и душно, но мы приспосабливаемся. Например, есть специальный антипот, им можно побрызгать с обратной стороны очков. Некоторые мажут шампунем, тоже чтобы не потели. Все медики знают эти приемы.
Мария Куликова: После каждого вызова все средства защиты утилизируются согласно нашему стандарту. У нас есть специальные пакеты, которые выбрасываем в определенные баки. На подстанции оборудована комната для утилизации.
Вообще на любой вызов, независимо от того, есть ли у пациента симптомы ОРВИ, подтвержден ли коронавирус, обязательно нужны перчатки, очки и медицинская маска. Даже если человек жалуется на боли в животе, лучше предостеречь себя. Пациенты могут сказать, что болит живот, а ты приезжаешь и видишь какие-то симптомы ОРВИ. Больные их могут просто не ощущать.
— Как выстроена работа с пациентом? Какой алгоритм действий, если есть подозрение на коронавирус?
Роман Кузнецов: Мы оцениваем состояние больного, смотрим симптомы и анамнез. Узнаем, выезжал ли он куда-то, с кем контактировал. Если по анамнезу и клинической картине подозреваем, что это COVID-19, то при легкой степени больной остается дома и подписывает согласие на амбулаторное лечение. Потом этого пациента мы передаем в поликлинику, оттуда уже приходит врач, назначает лечение и наблюдает больного. При легком течение болезни температура тела держится на уровне 37 градусов, возможна потеря обоняния и нет одышки.
При средней степени тяжести одышка уже нарастает, появляется высокая температура (38,5 градуса), сатурация становится ниже нормы (насыщение крови кислородом). В таком случае мы подозреваем пневмонию и везем больного в ближайший круглосуточный КТ-центр. Там делают компьютерную томографию, при необходимости врач из поликлиники вызывает бригаду скорой помощи, чтобы передать пациента в стационар.
Мария Куликова: Да, но если выявляют незначительное поражение легких, пневмонию, то по решению врача пациентам назначают лекарства и отправляют на домашнее лечение.
Роман Кузнецов: При выраженной одышке, болях в груди, высокой температуре и спутанном сознании мы сразу везем пациента в стационар. Для этого обращаемся в отдел госпитализации, сообщаем предполагаемый диагноз и состояние пациента. На основании этого нам диспетчер говорит, куда мы направляемся с больным.
— Как ведут себя сами пациенты? Они отказываются от госпитализации или сами просятся в больницу?
Роман Кузнецов: Бывают разные люди, кто-то хочет в больницу, когда ему это не требуется, а кто-то нет, когда это нужно. В основном люди понимают, что происходит, мы все объясняем.
— Помогают ли работникам скорой волонтеры? Какие обязанности им поручают?
Мария Куликова: Да, волонтеры нам очень помогали. Для нас они организовали питание на подстанции, морально поддерживали. Я помню, приезжали, поздравляли с Пасхой. Организация у них, я считаю, на высшем уровне.
Роман Кузнецов: На подстанцию к нам приходили волонтеры, спрашивали, что нужно, как помочь. Привозили нам бесплатные обеды, пиццу, это приятно.
— Вы практически каждый день общаетесь с потенциально заболевшими коронавирусом, рискуете своим здоровьем. Расскажите, как вы справляетесь с усталостью и стрессом?
Мария Куликова: Не могу сказать, что для меня это сложно, наверное, я привыкла к такой работе. Просто была повышенная нагрузка, и это чувствовалось, была физическая усталость. О риске заражения стараюсь не думать. Дома я отключаюсь от работы, занимаюсь личными делами. Если на этом зацикливаться, то будет невыносимо. Семья меня поддерживает, у меня есть дочка.
Роман Кузнецов: Самое сложное сейчас просто понимать, что ты тоже можешь заразиться. Надо серьезно относиться к защите. В остальном работаем как обычно. У себя какого-то стресса я не наблюдаю. Пришел, отработал, сделал свое дело и ушел домой. Выспался — и все хорошо, главное — поспать.
— Какие меры безопасности вы соблюдаете, чтобы оберегать своих близких?
Мария Куликова: Мы живем как обычно, чего-то сверхъестественного не делаем. Конечно, обязательно моем руки, но это всегда было, это не началось во время пандемии. Режим самоизоляции мы поддерживаем, любой поход в магазин — в масках и перчатках. А в сумках у нас антисептики постоянно, все как положено.
Роман Кузнецов: Я тоже живу дома. У меня супруга врач (работает на административной должности), все понимает.
— Когда и почему решили стать врачом скорой помощи? Чем вам нравится эта работа?
Роман Кузнецов: Так сложилась жизнь. Я отучился на фельдшера и уже 10 лет работаю.
Мария Куликова: А я пошла по стопам своих родственников. На скорой помощи работали мои бабушки и мама. Сама я работаю уже 11 лет, за это время не пожалела о своем решении. Я считаю себя хорошим помощником для своих родных и близких. Я могу дать советы по лечению и оказать какую-то медицинскую помощь.
А в период пандемии при малейшем симптоме ОРВИ родные, близкие и друзья звонят мне, просят совет, как лучше поступить в данной ситуации. Я им все объясняю, чтобы не создавать никакой паники, чтобы они это все легко перенесли и адекватно ко всему относились.
Читайте также: