Женщина и вич новости
Обновлено: 18.04.2024
Женщина из Аргентины стала вторым человеком, избавившимся от ВИЧ без вмешательства врачей. Пациентка относилась к нонпрогрессорам — небольшой группе людей, которые заражены ВИЧ, но у них в течение многих лет не проявляются признаки болезни. Ее организм смог не просто подавить вирус, а полностью от него избавиться. Специалисты рассчитывают, что изучение подобных случаев позволит найти способ лечения и других пациентов.
При заражении ВИЧ в клетках пациента оказываются копии генома вируса, создавая вирусный резервуар. В таком виде вирус успешно скрывается от лекарств и иммунного ответа организма. У большинства людей из этого резервуара образуются новые вирусные частицы. Антиретровирусная терапия может остановить этот процесс, но не способна уничтожить вирусный резервуар, поэтому для подавления ВИЧ необходим ежедневный прием препаратов.
Но у некоторых людей, нонпрогрессоров, вирус в организме практически не размножается на протяжении 15-20 лет.
К этой категории относятся 0,2-5% носителей ВИЧ. В борьбе с инфекцией им на руку играют заражение ослабленными штаммами вируса, определенные генетические варианты, связанные с иммунной системой, и агрессивные Т-лимфоциты, которые помогают обнаруживать и уничтожать чужеродные клетки. Все это позволяет нонпрогрессорам годами обходиться без лечения.
Исследователи изучали резервуары ВИЧ у нонпрогрессоров. Они обнаружили, что в организме одной из пациенток повреждены все вирусные последовательности ВИЧ, что могло указывать на гибель вирусного резервуара. Такая картина называется стерилизующим излечением (а ремиссия, достигнутая с помощью антиретровирусной терапии — функциональным).
До сих пор был известен только один случай стерилизующего излечения без медицинского вмешательства — 67-летняя жительница Сан-Франциско избавилась от ВИЧ, прожив с ним 30 лет.
30-летняя аргентинка из города Эсперанса узнала о своем диагнозе в 2013 году. Все это время она не принимала никаких антиретровирусных препаратов, за исключением периода беременности. Ее организм успешно справлялся с вирусом самостоятельно. Бывшему молодому человеку пациентки повезло меньше — он умер от СПИДа.
Ученые проанализировали 1,5 млрд образцов клеток крови и тканей женщины, но нигде не обнаружили жизнеспособных вирусных частиц. Признаков каких-либо заболеваний, сопутствующих ВИЧ, у пациентки тоже не было.
О пациентке исследователи рассказали в статье в журнале Annals of Internal Medicine.
«Эти результаты, особенно с учетом выявления второго случая, указывают, что может существовать действенный путь к стерилизующему лечению у пациентов, чей организм не может избавиться от ВИЧ самостоятельно, — говорит доктор Суй Юй, одна из авторов исследования. —
Результаты могут свидетельствовать о наличии специфического ответа Т-лимфоцитов, общего для обоих пациентов, поясняют ученые. Возможно, есть и другие люди с ВИЧ, чей организм избавился от инфекции самостоятельно — просто они не попали в поле зрения врачей. Если удастся понять иммунные механизмы, лежащие в основе этой реакции, ученые смогут разработать методы лечения, которые научат иммунную систему других людей имитировать эту реакцию в случае ВИЧ-инфекции.
Кроме этих женщин, известны еще два пациента, вылечившихся от ВИЧ, но при помощи врачей.
В 2016 году после пересадки костного мозга от вируса избавился британец Адами Кастильехо. А стволовые клетки, пересаженные для борьбы с лейкемией, позволили вылечиться от ВИЧ американцу Тимоти Рею Брауну. Он перенес операцию в 2007 году, а в 2010 вирус окончательно перестал обнаруживаться в организме. Лейкемия вернулась спустя 10 лет и привела к смерти мужчины, но признаков ВИЧ у него по-прежнему не было.
Группа исследователей в США, работающих в Международной сети клинических исследований СПИДа среди матерей и детей и подростков (IMPAACT), сообщила о третьем подтвержденном случае полного излечения от ВИЧ. Пациенткой стала женщина среднего возраста, которая избавилась от вируса через четыре года после экспериментальной терапии рака крови.
К настоящему моменту было известно только о двух доказанных случаях полной ремиссии ВИЧ после трансплантации костного мозга. Предварительные результаты нового экспериментального лечения были представлены на Конференции по ретровирусам и оппортунистическим инфекциям 2022 года в Денвере (США), однако пока еще не опубликованы в рецензируемых научных журналах.
В 2017 году женщине был поставлен диагноз острый миелогенный лейкоз — злокачественное заболевание крови, поражающее костный мозг. Ее смешанное происхождение затруднило поиск подходящей для пересадки ткани в библиотеках, где доминируют доноры европеоидной расы, поэтому специалисты обратились к другому источнику стволовых клеток — пуповинной крови.
Некоторое количество этой крови сохраняется в плаценте и пуповинной вене после рождения ребенка. В ней содержатся гемопоэтические стволовые клетки, то есть клетки-предшественники кровяных клеток, в том числе тех, что образуют ткани кроветворных органов, а также иммунные клетки. В отличие от большинства других трансплантатов, пуповинная кровь не требует идеального иммунологического соответствия между донором и реципиентом, и ее уже применяют в терапии десятков тысяч пациентов с лейкемией по всему миру.
Зараженный ВИЧ Т-лимфоцит
Стволовым клеткам из пуповинной крови требуется несколько недель, чтобы прижиться и начать производить кровяные клетки, однако ВИЧ может атаковать их до того, как начнется выработка защитных лейкоцитов. Чтобы решить эту проблему, ученые разработали двойную стратегию: вместе с пересадкой стволовых клеток они перелили кровь от совместимого по группе родственника, чтобы дать трансплантату временную защиту против вируса. Кроме того, ДНК клеток пуповины содержали мутации delta-32 в обеих копиях гена CCR5. Этот ген кодирует белок C-C-рецептор хемокина 5, с помощью которого ВИЧ присоединяется к иммунным Т-клеткам и проникает внутрь них, а мутация delta-32 делает это невозможным. Известно, что люди с этой мутацией являются невосприимчивыми к ВИЧ. Большинство среди них европейского происхождения.
Пациентка была выписана всего через 17 дней после трансплантации. Через три месяца после операции все Т-лейкоциты и миелоидные клетки пациентки происходили не от старого костного мозга или крови ее родственника, а из стволовых клеток пуповинной крови. То есть все эти клетки имели мутацию delta-32 в корецепторе CCR5, которая навсегда блокировала ВИЧ. Результаты анализа показали отсутствие активных частиц ВИЧ в организме женщины, а сама пациентка прекратила прием всех антиретровирусных препаратов. К сожалению, этот способ лечения, подобно трансплантации костного мозга, пока не подходит для большинства людей с ВИЧ, а является лишь бонусом к терапии онкологических заболеваний крови.
Взятие костного мозга для трансплантации
Фото: Chad McNeeley / U.S. Navy
О третьем случае, возможно, полного излечения от ВИЧ сообщал журнал Science в июле 2020 года. Пациентом стал 36-летний мужчина из Бразилии, которого окрестили Пациентом из Сан-Паулу. Курс лечения комбинацией антиретровирусных препаратов и никотинамида (витамина В3) уменьшил количество вирусных частиц до нуля, а после прекращения терапии в марте 2019 года ВИЧ больше не наблюдался в его крови. Также до чрезвычайно низких уровней опустилось число антител, что указывает на отсутствие зараженных клеток в лимфатических узлах и кишечнике.
Напротив, у большинства людей, принимающих антиретровирусные препараты и прекративших курс лечения, вирусная нагрузка вновь начинает возрастать в течение нескольких недель. Однако весной 2021 года ученые сообщили о вновь возросшей вирусной нагрузке у данного пациента, которая стала неопределяемой после начала стандартной антиретровирусной терапии.
Предрассудки о ВИЧ и СПИДе порождают два противоположных явления в российском обществе. С одной стороны, они приводят к распространению ВИЧ-диссидентства, то есть отрицания самого факта существования вируса и СПИДа, а с другой — к тому, что ВИЧ-положительные люди по чужой или собственной воле оказываются вычеркнуты из жизни. При этом современные препараты позволяют им не только спокойно работать, заводить отношения и создавать семьи, но и рождать абсолютно здоровых детей. Фотопроект Ирины Мининой рассказывает о российских дискордантных парах — то есть тех, где один из партнеров — с положительным ВИЧ-статусом. Кто именно — автор предпочла не указывать.
Фото: Ирина Минина
Сабина и Саша:
10 лет живу с ВИЧ. Было морально очень тяжело сообщить о диагнозе в начале отношений. Страшна была реакция партнера, но, как оказалось, эта проблема была лишь в моей голове. Сейчас уже знают все, близкие и друзья, но подруга детства отвернулась от меня, узнав о диагнозе.
Мы не скрываем. Скорее наоборот, показываем своим примером, что все невзгоды можно пережить. Мы предохраняемся. Когда только начали встречаться и хотели завести ребенка, то, естественно, не предохранялись. Нам очень повезло, и беременность наступила быстро. Сейчас мы так уже не рискуем. Наверное, совет может быть только один — элементарные правила гигиены и сдача партнером анализов. Также надо привести в норму свой уровень нагрузки. Ведь чем ниже нагрузка, тем меньше шансов заразиться.
Самый главный стереотип — это непонимание того, как у нас могли родиться здоровые дети. Некоторые даже думают, что мы врем и дети все-таки больны. Это ужасно, конечно. Следующий стереотип — это то, что больны должны быть оба. Люди просто не знают, что с этим можно жить. Что можно родить здоровых детей, что можно жить обычной жизнью.
Фото: Ирина Минина
Сергей и Настя:
Мы познакомились в больнице, мой партнер знал о моем статусе еще до начала наших отношений — рассказала наша общая знакомая.
Я живу с открытым диагнозом, все работодатели, родные, друзья и даже соседи в курсе, мы не скрываем. Мы периодически даем интервью в местной газете с нашими фото, не раз участвовали в съемках на главных каналах вместе. Наверное, о моем статусе знает гораздо больше людей, чем мы думаем, но нас это мало волнует. Сами открыли в Рязани группу взаимопомощи.
Фото: Ирина Минина
Каролина и Яна:
Вместе примерно 2 года. Я знаю о диагнозе с 16 лет. Было сложно принять себя, страшно раскрыться. Оглашение диагноза было в грубой форме, он звучал как приговор, хотя долгое время вирус почти не был определяем.
Мне не особо страшно, страх — это сигнал необразованности, мифов, малой информированности.
Терапию я принимаю три года. Все предыдущие партнеры о диагнозе знали, свой статус я не афиширую, слежу за вирусной нагрузкой и личной гигиеной. Когда мы познакомились, ответственность партнера меня прельстила, она очень серьезно относилась к заботе о своем здоровье. В сексуальном плане риск передачи минимальный, все зависит от вирусной нагрузки партнерши. Наш секс имеет особенности, так как нет прямого контакта. На данный момент мне комфортно с ней, и о диагнозе не думаю. Статус не важен, важна честность и открытость. Хотя в нашем обществе сейчас не так, у нас как будто Америка 80-х.
Фото: Ирина Минина
Елена и Леша:
Партнер не испугался — только его родители переживали, даже не общались несколько месяцев. Начитались страшилок из буклетов начала нулевых. Риск заражения, конечно, сохраняется, но опыт показывает, что он действительно минимален при приеме АРВТ и предохранении. У нас родился здоровый ребенок благодаря АРВТ-терапии.
Почти сразу было принято решение жить с открытым статусом. Хочу показать, что ВИЧ-положительные — это не какая-то маргинальная тема. Стигматизация, безусловно, существует в наши дни именно из-за этого стереотипа, однако самостигматизация больных тоже имеет место. Проблема не только в обществе, но и в голове самих положительных.
Фото: Ирина Минина
Андрей и Виктория:
Познакомились в церкви христиан веры евангельской в 2008 году, просто общались, через год стали встречаться. О диагнозе было известно сразу, как только начали строить отношения, но диагноз не пугал, была уверенность, что не будет заражения.
Чтобы думать, свяжу ли я свою жизнь с ВИЧ-позитивным, — такого не было, диагноз не определяет любовь. Родные отнеслись неоднозначно и напряженно, некоторые отдалились. Родили ребенка в браке, не принимая АРВТ-терапию. Постоянно сдавали анализы.
Я не живу с ощущением, что у меня партнер больной, живу обычной жизнью. Да я не говорю всем про диагноз, потому что половина людей в России не знает, что это такое. Только сейчас в современном обществе начали говорить, что ВИЧ — это нестрашно. Если партнер терапию принимает, вирус неопределяем. Если человек следит за своим здоровьем, обращается к врачу, то он контролирует вирус и свою жизнь.
Фото: Ирина Минина
Сергей и Саша:
Когда узнал, что у меня ВИЧ, упал в обморок. Пока ждал анализы, был нереальный страх. Первые мысли были — это конец. Принятие диагноза длилось до тех пор, пока не начались наши отношения. Впервые сообщил о статусе в первый год знакомства, ходил, переживал, не знал, как начать разговор. (Были знакомые раньше, общались просто как друзья, только вскользь упоминался диагноз.) Ответ был — что живу не с болячкой, а с человеком, не боюсь заражения.
Знаем о преконтактной профилактике, но нет пока желания ее принимать, так как вирусная нагрузка невелика, чтобы заразиться. Мы не предохраняемся, партнер ездит со мной сдает анализы, он отрицательный. Я обсуждаю все вопросы жизни с инфекционистом, который запретил пока вечеринки, назначил режим дня, питания. Если первое время думал, что это сложно, каждый день принимать таблетки, то теперь даже наоборот, я очень тщательно стал следить за собой, соблюдать режим.
Фото: Ирина Минина
Демир и Аарон:
Мы познакомились в лагере для беженцев. Изначально понравились друг другу, но не знали языков и постепенно стали учиться. Сразу предупредил, что ВИЧ-позитивен. Рассказал, что из России, занимаюсь активизмом, ему стало интересно. Мы разные по национальности, и на родине моего партнера люди могут быть убиты из-за сексуальной ориентации. И никто, конечно, не говорит о ВИЧ.
Он почти ничего не знал об этой болезни, только что надо использовать презерватив. Напоминал ему, так как презерватив нужен, даже если вирусная нагрузка неопределяемая. Но партнер отказывался, и был страх заражения, поэтому вместе приняли решение принимать доконтактную терапию. Наши врачи уверяют нас, что нет риска, если вирусная нагрузка не обнаружена, а партнеры не имеют других сексуальных контактов.
Я больше переживала за маму: она воспитатель в детском саду, педагог от Бога. Естественно, первое, о чем она подумала, услышав мой диагноз, – что он поставит на ее карьере крест. Но отправившись из этой клиники прямиком в СПИД-центр, мы получили исчерпывающую информацию о заболевании от эпидемиолога и обе продолжили жить практически как ни в чем не бывало.
Большинство частных клиник в России не работают с ВИЧ-инфицированными – несмотря на то что федеральным законом РФ нам положены равные права. Но клиники боятся огласки. Здесь и начинается настоящая дискриминация, стигматизация ВИЧ-позитивных. Ведь инфицированные люди боятся не вируса как такового – с ним врачи научились успешно бороться, а именно этого вот отношения.
На Марии платье Sportmax
Ратмир знает, что мама болеет. Что для того, чтобы быть здоровой и красивой, маме надо пить таблетки. Наверное, чуть позже информация обрушится на него в большей степени: все-таки я веду активную социальную деятельность. Но мне это даже интересно – с той точки зрения, что, когда он вырастет, я смогу разговаривать с ним на одном языке. А еще привить уважение к женщине и объяснить, почему нужно всегда пользоваться презервативами.
Человеку, который только что узнал о своем положительном ВИЧ-статусе, я советую не гуглить. Важно сразу дойти до какой-нибудь некоммерческой организации, где у консультанта или психолога будет достаточно времени на то, чтобы объяснить: ВИЧ – не приговор. К сожалению, в государственной больнице у доктора приблизительно 12 минут на одного пациента – что можно объяснить за это время человеку, который в отчаянии?
Иногда общение с теми, кто уже какое-то время живет с ВИЧ, становится ключевым фактором принятия. Просто знать, что перед тобой такой же человек, уже проживший какие-то этапы, порой невероятно важно.
Если все-таки начали гуглить, обходите стороной сайты о том, что ВИЧ не существует. Это самое страшное. ВИЧ-диссиденты вносят ощутимый вклад в то, что эпидемия в России растет ужасающими темпами. Но я верю: если человек будет обладать прозрачной информацией от врача или консультанта СПИД-центра, он никогда не перейдет по подобным ссылкам. Так что еще раз возвращаемся к главному: предупрежден – значит, вооружен.
ТАША ГРАНОВСКАЯ
Я узнала о том, что ВИЧ-положительна, придя вставать на учет в женскую консультацию. К сожалению, это распространенная для России история. Шел 2003-й год, я была на 10-й неделе беременности и заразилась незадолго до зачатия. Еще весной все было идеально, а в октябре я узнала, что у меня ВИЧ.
Я точно знаю, когда и как заразилась. В июне того года мы с друзьями вдевятером набили себе татуировки одной самодельной машинкой. Это был супербезответственный поступок. Супербезответственный. А татуировка до сих пор на мне.
Благодаря грамотной терапии я родила прекрасного здорового сына. Ему в конце апреля будет тринадцать. Он относится к моей болезни спокойно. Он не считает ее чем-то особенным.
На Таше свитер Uniqlo, юбка Zara
Сейчас врачи более спокойно воспринимают пациентов с ВИЧ. Но причина у этого, увы, печальная: инфекция распространяется с такой скоростью, что каждый специалист абсолютно любого профиля так или иначе уже сталкивался в своей практике с ВИЧ-позитивным человеком.
У ВИЧ-позитивных людей в России мало радостей. Конечно, в общем и целом стигма в отношении людей с ВИЧ, СПИДом уменьшилась, но какой ценой? Вот вам пример: некий небольшой городок, кажется, в Орловской области. Там отсутствует дискриминация ВИЧ-позитивных людей, потому что в каждой семье есть такой человек: город находится на героиновом пути – повальная наркомания, повальная ВИЧ-инфекция. Стигмы нет.
Большой вклад в дестигматизацию ВИЧ вносят каминг-ауты известных людей. Того же Павла Лобкова. Именно поэтому я сама много и открыто говорю о своем статусе – в том числе и с большого экрана. Мне кажется, это действительно помогает людям, которые не могут принять себя и находятся в тупике.
Я активно занимаюсь социальной работой. Поддерживаю ВИЧ-позитивных людей, у которых проблемы с доступом к медицинским услугам, с близкими людьми. Сейчас мы готовим выездную паллиативную службу для людей с терминальной стадией, со СПИДом, которые не могут по какой-то причине лечь в хоспис.
Тому, кто только что получил позитивный тест на ВИЧ, я советую сделать много-много глубоких вдохов и выдохов. Успокоиться, не паниковать, не лезть в интернет. Просто брать направление и ехать вставать на учет в СПИД-центр.
АННА КОРОЛЕВА
Я узнала о том, что у меня ВИЧ, в 2010 году. Это не стало для меня шокирующей новостью: к тому моменту мой муж уже более 10 лет был ВИЧ-положительным. Но важнее тут то, что он был ВИЧ-диссидентом: это люди, которые отрицают существование ВИЧ и сознательно отказываются от какого-либо лечения. Его мама, медицинский работник, тоже принадлежала к их числу: считала, что нет такой болезни — есть просто пониженный иммунитет.
Когда мне было 43 года, мы с мужем захотели общих детей. Дети не получились, а ВИЧ получился. Брак наш со временем распался. После этого я вышла замуж за ВИЧ-отрицательного мужчину, который с большим пониманием отнесся к моему статусу. К сожалению, через год он умер от рака легких. Так сказать, по не зависящим от ВИЧ причинам.
У меня есть сын, ему почти 25 лет. Он, конечно же, ВИЧ-отрицательный. Сын меня безумно поддерживает: если бы не он – я бы уже не жила. Он знает об этой болезни больше, чем я. А вот почти все родственники и когда-то закадычные друзья со мной общаться перестали. Просто исчезли. Но я их не виню. Думаю так: людям всегда проще свалить свои внутренние проблемы на кого-то еще. Найти врага извне. ВИЧ-положительный человек в этом отношении удачная мишень: смотрите, вот он, плохой, опасный, он может нас заразить! Как заразить, чем заразить. В общем, я давно перестала обижаться: у людей собственные внутренние проблемы, с которыми они живут. Я с этими проблемами не живу, у меня все хорошо: появились новые знакомства, совместные планы, будущие живые проекты.
Я начала принимать антиретровирусную терапию сразу, как смогла, и на данный момент вот уже два года у меня неопределяемая вирусная нагрузка. Это значит, что в моей крови ВИЧ не обнаруживается.
Читайте также: