Кто создал вакцину против холеры сибирской язвы

Обновлено: 24.04.2024

Владимир Аронович Хавкин. Здесь и далее фото из личного архива В. Хавкина в отделе рукописей библиотеки Еврейского университета в Иерусалиме (Jewish National and University Library, Hebrew University, Jerusalem)

Для врачей и ученых массовые вспышки инфекционных заболеваний всегда профессиональный и моральный вызов. Только на первую половину XIX в. в Российской империи пришлось несколько эпидемий чумы: в 1812 г. в Одессе и Феодосии, во время русско-турецкой войны 1828–1830 гг., снова в Одессе в 1837 г. и т.д. [1]. Пандемия холеры в 1848 г. унесла в России, по официальной статистике, 690 150 жизней и сопровождалась холерными бунтами, когда испуганное население сжигало больницы, считая врачей отравителями. К рубежу XIX–XX вв., когда в Европе эпидемии некоторых болезней (в частности чумы) уже перестали быть частью повседневной жизни, в России они по-прежнему оставались очень актуальными. Достаточно вспомнить о вспышке холеры в 1892–1893 гг., охватившей обширные территории страны. Очевидные недостатки российской государственной противоэпидемической системы требовали ее реорганизации и поддержки. И в 1897 г. по специальному указу императора Николая II Комиссию о мерах предупреждения и борьбы с чумной заразой возглавил уже сам принц А. П. Ольденбургский (1844–1932), основатель и попечитель Института экспериментальной медицины в Петербурге, сумевший привлечь к работе как научных специалистов, так и медицинских практиков [2].

Эти слова Теодора Герцля (1860–1904), основателя современного политического сионизма, Владимир Хавкин неслучайно занес в одну из своих записных книжек, хранящихся в личном фонде ученого в библиотеке Еврейского университета в Иерусалиме, еще в молодости. Они отражали два главных стержня его внутреннего мира и практической деятельности. Один — наука — был открыт миру и хорошо известен; другой — религия — был скрыт от публики и историков и менее известен.

Сын Арона Хавкина и его жены Розалии Владимир (Маркус-Вульф) родился 27/15 марта 1860 г. в процветающем черноморском порту Одесса (Российская империя, ныне Украина), окончил гимназию в Бердянске в 1879 г. и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Новороссийского университета в Одессе. Здесь он встретил одного из главных людей в своей судьбе — микробиолога Илью Мечникова (1845–1916), будущего лауреата Нобелевской премии по физиологии или медицине, под руководством которого защитил университетский диплом и благодаря которому начал служить в университетском Зоологическом музее в Одессе, успев опубликовать в России пять небольших научных работ по зоологии простейших.

Семью годами ранее испанец Хайме Ферран (1852–1929) уже пытался сделать такую вакцину, но не смог найти эффективную дозу, и прививки приводили к болезни и смерти. Хавкин, который показал себя блестящим экспериментатором, пошел несколько другим путем: он искал Virus fix — неизменный фиксированный холерный яд, который бы в определенной дозе убивал кролика всегда за строго определенное время. Проведя большую серию экспериментов, он добился этого. Впрыснув кубический сантиметр такого холерного яда в бедренную мышцу кролика, Хавкин мог с точностью до одного часа предсказать, когда погибнет зверек. Так смертельный яд приобрел первые признаки вакцины.

Несмотря на то, что в это время и в Париже, и в Гамбурге, и в других городах Европы усилилась эпидемия холеры, власти, которым Хавкин предложил начать вакцинацию населения своим противохолерным препаратом, побоялись применить его вакцину. Он обращался также в российское и другие посольства, но положительный ответ пришел только от англичан. Лорд Фредерик Дафферин, посол Великобритании в Париже и бывший вице-король Индии (1884–1888), предложил провести испытания новой вакцины в Бенгалии и договорился о встрече Хавкина с лордом Джоном Кимберли, государственным секретарем Индии в Лондоне. Таким образом, британские чиновники сделали возможной поездку ученого в Индию.

Хавкин прибыл в Калькутту в марте 1893 г., когда холера еще не была здесь острой проблемой, и встретил открытое недоверие и сопротивление своим планам как со стороны медицинского сообщества, так и местных жителей. Однако несмотря на личную опасность, он начал настойчиво продвигать свои идеи по профилактической вакцинации населения. Рассказывают, что, когда Хавкин вместе с коллегами-индусами приехал в деревню, страдавшую от холеры, местные жители чуть не забили врачей камнями. Только после того как Хавкин на глазах у всех сделал укол себе, жители деревни согласились на вакцинацию, и впоследствии ни один из них не пострадал от холеры. Друг Хавкина Эрнест Ханкин начал активно помогать ему и пригласил во вновь созданную бактериологическую лабораторию в Агру, чтобы прививать военных и гражданских добровольцев. С апреля 1893 г. по конец июля 1895 г. при содействии военного медицинского персонала Хавкин и его команда привили более 42 тыс. человек, в том числе более 37 тыс. человек местного населения.

Хавкин вакцинирует местное население против холеры. Калькутта, 1894 г. Фото из архива лондонского Института истории медицины (Wellcome Institute for the History of Medicine)

Хавкин вакцинирует местное население против бубонной чумы. Бомбей, 1898 г.

Хавкин (во втором ряду в центре, со светлым пробковым шлемом) с сотрудниками Противочумной лаборатории в Бомбее. Индия, 1902–1903 гг.

В отделе распределения вакцин Противочумной лаборатории Хавкина в Бомбее. Индия, 1902–1903 гг.

Тем не менее удар по научной репутации очень волновал Хавкина. В 1907 г. он повторно обратился в Институт Листера за реабилитацией и своего метода, и своей деятельности и был повторно оправдан. Лауреат Нобелевской премии (1902) за исследования по малярии Рональд Росс, президент Совета Королевского института общественного здравоохранения Уильям Р. Смит, директор лабораторий Рокфеллеровского института в Нью-Йорке Саймон Флекснер и семь других ученых подписали специальное письмо в защиту Хавкина, опубликованное в газете The Times 29 июля 1907 г.

Возвращение в Европу

Впрочем, Владимир Хавкин всегда оставался верен своей религии, но, работая в многонациональной и многоконфессиональной Индии, предпочитал отождествляться прежде всего со своей профессиональной научной и медицинской миссией. Только после ухода с государственной службы он посчитал себя абсолютно свободным в выражении своих личных взглядов и приоритетов.

Из архивных документов известно и то, что Хавкин неизменно играл активную роль в жизни еврейской общины каждой страны, в которой он жил. В Париже в 1891–1893 гг. он был одним из основателей Общества возрождения еврейского языка. В Индии участвовал во всех инициативах, касающихся еврейской общины. В 1898 г. он поддержал призыв об открытии в Бомбее Еврейской чумной больницы и в 1908 г. — Еврейской бесплатной школы в Калькутте. В 1907–1909 гг. Хавкин активно обсуждал статус евреев-сефардов в Индии с французскими евреями и помогал еврейским беженцам эмигрировать в США, а в 1916 г. посетил еврейские поселения в этой стране.

Возможно, поездка в 1926 г. в страну молодости (через сорок лет после отъезда из России), когда Хавкин вновь посетил Одессу и другие города СССР, была попыткой преодоления этого одиночества. Вместе с писателем Рубеном Брайниным он проехал по всем местам, связанным с жизнью семьи Хавкиных, от Украины до Сибири, изучая еврейскую жизнь и религиозное образование при новом социалистическом режиме. Дневники этого путешествия, хранящиеся в библиотеке Еврейского университета в Иерусалиме, также остаются неопубликованными.

В апреле 1928 г. Владимир Хавкин переехал в Лозанну, где оставался в течение последних двух лет своей жизни. Он завещал крупную сумму на развитие религиозного, научного и профессионального образования в еврейских школах Восточной Европы через систему грантов. Фонд Хавкина, созданный в 1929 г. в Лозанне, стал последним даром великого филантропа еврейскому народу и всему человечеству.

Могила В. А. Хавкина. Лозанна, Швейцария. Фото предоставлено Александром Дюэлем (Aleksandr Duel), которому приносим нашу благодарность

Возрождение интереса к научному наследию Владимира Ароновича Хавкина и его незаурядной личности произошло после Второй мировой войны и Холокоста, когда многие поняли, что только совместные усилия всех наций, элит и отдельных людей могут спасти человечество от истребления фанатиками и диктаторами. Изменившийся мир потребовал новых героев: честных интеллектуалов, которые были бы такими же независимыми и влиятельными профессионалами, как Хавкин, который всегда следовал своим собственным убеждениям и верил, что человек может изменить мир.

Правительства Индии и Израиля выпустили марки в его честь. В знаменитом Лесу Кеннеди в Иерусалиме в память о выдающемся бактериологе и еврейском филантропе в 1960-е годы были посажены тысячи деревьев. В Одессе именем Хавкина названа одна из улиц.

Сегодня мир вновь кардинально меняется под воздействием самых разных вирусов — биологических, идеологических, национальных. Может быть, и в России, которую Хавкин всегда считал своей родиной, стоит вспомнить о его наследии и его уроках — нравственных и научных.

Литература
1. Васильев К. Г., Сегал А. Е. История эпидемий в России. Материалы и очерки. М., 1960.
2. Михель Д. Чума и эпидемиологическая революция в России, 1897–1914 // Вестник Евразии. 2008; 3: 142–164.
3. Чехов А. П. Письмо Суворину А. С., 17 января 1897 г. Мелихово // Полное собрание сочинений и писем. М., 1978; 6: 273.
4. Поповский М. Судьба доктора Хавкина. М., 1963.
5. Waksman S. The Brilliant and Tragic Life of W. M. W. Haffkine, Bacteriologist. New Brunswick, 1964.
6. Маркиш Д. Махатма. Вольные фантазии из жизни самого неизвестного человека. Москва, 2019.
7. Haffkine Institute platinum jubilee commemoration volume, 1899–1974. Bombay, 1974.
8. Löwy I. From Guinea Pigs to Man: the Development of Haffkine’s Anticholera Vaccine // Journal of the History of Medicine and Allied Sciences. 1992; 47: 270–309.
9. Kumar D. «Colony’ under a Microscope: The Medical Works of W. M. Haffkine. Science // Technology & Society. 1999; 4(2): 239–271.
10. Hagwood B. Waldemar Mordecai Haffkine, CIE (1860–1930): Prophylactic Vaccination Against Cholera and Bubonic Plague in British India // Journal of Medical Biography. 2007; 15(1): 9–19.
11. Sorokina M. Haffkine. Dictionary of Medical Biography. W. F. Bynum, H. Bynum (eds). 5 Volumes. Westport, Connecticut; London, 2007; 3: 594–595.
12. Sorokina M. Between Faith and Reason: Waldemar Haffkine (1860–1930) in India // Western Jews in India: From the Fifteenth Century to the Present. W. X. Robbins, M. Tokayer (eds). Delhi, 2013; 161–178.
13. Hanhart J. Waldemar Mordekhaï Haffkine (1860–1930). Biographie intellectuelle, Éditions Honoré Champion, 2016.
14. Waldemar Haffkine, C.I.E. // Br. Med. J. 1930; 2(3644): 801. DOI: 10.1136/bmj.2.3644.801.

2 Георгий Юльевич Явейн (1863–1920) летом 1892 г., после защиты диссертации на степень доктора медицины, был командирован Императорской военно-медицинской академией в Институт Пастера для прослушивания курса лекций по бактериологии у профессора Ру; впоследствии стал профессором Военно-медицинской академии в Петербурге.

3 Михаил Иванович Томамшев (1852/53–1908) — известный кавказовед, просветитель и благотворитель. В Париже вел курсы по религии и истории Востока в Русской высшей школе общественных наук.

К началу 1870-х Луи Пастер уже совершил львиную долю своих медицинских открытий. За прошедшие 30 лет он внес значительный вклад в открытие микробной теории своими работами в области ферментации, пастеризации, спасения шелкопрядильной промышленности и окончательного развенчания теории самопроизвольного зарождения жизни.

Но в конце 1870-х Пастера ждало еще одно эпохальное открытие, поводом к которому послужил на этот раз довольно зловещий подарок: куриная голова. Нет, это была не угроза и не жестокая шутка. Курица умерла от птичьей холеры — серьезного инфекционного заболевания, разгул которого уничтожал до 90% куриного поголовья в стране.

Ветеринар, приславший Пастеру куриную голову, полагал, что болезнь вызвана специфическим микробом. Вскоре ученый подтвердил его теорию: взяв образец с мертвой куриной головы, он вырастил в лаборатории аналогичную микробную культуру и ввел ее здоровым курицам. Те вскоре умерли от птичьей холеры. Это послужило еще одним подтверждением состоятельности микробной теории, но выращенная Пастером болезнетворная культура вскоре сыграла в истории намного более важную роль. В этом ей помогли рассеянность ученого и счастливая случайность.

Летом 1879 г. Пастер отправился в долгую поездку, совершенно забыв об оставленной в открытой пробирке в лаборатории культуре птичьей холеры. Вернувшись из поездки, он ввел эту культуру нескольким курицам и обнаружил, что вирус во многом утратил свои смертоносные свойства: птицы, которым ввели ослабленные, или аттенуированные, бактерии, заболели, но не умерли.

Однако вслед за этим Пастера ждало еще более важное открытие. Он подождал, когда курицы оправятся от болезни, ввел им смертельные бактерии птичьей холеры и обнаружил, что теперь они совершенно невосприимчивы к заболеванию.

Пастер немедленно осознал, что открыл новый способ изготовления вакцин: введение ослабленных бактерий наделяло организм способностью сражаться и с активными смертельными формами.

Обсуждая это открытие в 1881 г. в своей статье, напечатанной в журнале The British Medical Journal, Пастер писал:

Вдохновившись этим открытием, Пастер начал исследовать возможности применения нового подхода в изготовлении вакцин от других болезней. Его следующий успех был связан с сибирской язвой.

Это заболевание наносило серьезный урон сельскому хозяйству, унося жизни 10-20% поголовья овец. Ранее Роберт Кох уже доказал, что сибирскую язву вызывают бактерии. Пастер хотел выяснить, можно ли ослабить их, сделать безвредными, но так, чтобы они сохранили способность стимулировать защитные силы организма, в который будут введены в виде вакцины.

Он добился нужного результата, выращивая бактерии при повышенной температуре. Когда некоторые современники усомнились в его находках, Пастер решил доказать свою правоту, поставив весьма эффектный публичный эксперимент.

5 мая 1881 г. Пастер ввел 25 овцам свою вакцину — новый ослабленный вирус сибирской язвы. 17 мая он снова ввел им более вирулентный, но все еще ослабленный вирус. Наконец, 31 мая он ввел смертоносные бактерии сибирской язвы 25 привитым овцам и еще 25 непривитым. Через два дня толпа зрителей, среди которых были члены парламента, ученые и репортеры, собралась посмотреть, чем закончится эксперимент. Итог говорил сам за себя: из привитой группы умерла лишь одна беременная овца, из непривитой же 23 умерли и две были близки к смерти.

Но, возможно, самым знаменитым достижением Пастера в этой области стало открытие антирабической вакцины (против бешенства) — первой его вакцины, предназначенной для человека. В то время бешенство было страшной болезнью и неизменно заканчивалось смертью.

Причиной заболевания обычно становился укус бешеной собаки, а методы лечения были один другого ужаснее: больному в рану предлагали ввести длинную раскаленную иглу или посыпать место укуса порохом и поджечь. Никто не знал, что именно вызывает бешенство: болезнетворный вирус был слишком мал для тогдашних микроскопов, и его нельзя было вырастить в виде отдельной культуры.

Но Пастер все же был убежден, что болезнь возбуждает какой-то микроорганизм, поражающий центральную нервную систему. Чтобы создать вакцину, Пастер культивировал неизвестного возбудителя в мозге кролика, ослабил его, высушив фрагменты ткани, и использовал их для изготовления вакцины.

Первоначально Пастер не собирался испытывать экспериментальную вакцину на человеке, однако 6 июля 1885 г. ему пришлось изменить свое решение. В тот день к нему доставили девятилетнего Джозефа Мейстера со следами 14 укусов бешеной собаки на теле. Мать мальчика умоляла Пастера о помощи, и, сдавшись под ее напором, тот согласился ввести ребенку новую вакцину. Курс лечения (13 инъекций за 10 дней) оказался успешным, мальчик выжил.

После этого, хотя введение смертельного агента человеку и вызвало в обществе протесты, в течение 15 месяцев прививку от бешенства получили еще 1500 человек.

Итак, всего за восемь лет Луи Пастер не только совершил первый крупный прорыв в истории вакцинации со времен Дженнера, открыв способы аттенуации вирусов, но и создал эффективную вакцину против птичьей холеры, сибирской язвы и бешенства.

Однако в его передовой работе скрывался еще один неожиданный поворот: дело было не только в снижении вирулентности вирусов.

Как позже понял Пастер, вирусы, из которых состояла его антирабическая вакцина, были не просто ослабленными, а погибшими.

В конце XIX века вакцинация переживала новый золотой век. В этот период были открыты бактерии — возбудители многих болезней, в том числе гонореи (1879), брюшного тифа (1880), туберкулеза (1882) и дифтерии (1884).

Инактивированная вакцина

Теобальду Смиту, бактериологу из Министерства сельского хозяйства США, было поручено найти микроб, вызывающий свиную холеру. Болезнь представляла серьезную угрозу для промышленного животноводства.

Теобальд Смит и его руководитель Дэниел Салмон смогли выделить и изолировать бактерии, вызывающие заболевание, а вскоре сделали еще одно важнейшее открытие: если убить микробы с помощью высокой температуры и ввести полученный материал голубям, те становятся невосприимчивы к смертельной форме бактерии.

Эта находка, опубликованная в 1886 г. и вскоре подтвержденная другими исследователями, отметила новый этап в истории вакцинации.

Ученые выяснили, что вакцины можно создавать из убитой, а не просто ослабленной болезнетворной культуры.

Другие ученые вскоре начали пытаться создавать инактивированные вакцины от других болезней, и всего через 15 лет плодами их трудов смогли воспользоваться не только голуби, но и люди, страдавшие от трех серьезнейших заболеваний: холеры, чумы и брюшного тифа.

Холера

В конце XIX века холера оставалась серьезной проблемой во всем мире, несмотря на передовые открытия Джона Сноу, в конце 1840-х установившего, что она распространяется через загрязненную воду, и открытые Робертом Кохом в 1883 г. бактерии Vibrio cholerae.

Ранние попытки создать вакцину на основе живого или ослабленного вируса имели некоторый успех, но от них вскоре отказались, отчасти из-за бурного протеста общественности.

В 1896 г. Вильгельм Колле сделал очередное эпохальное открытие, разработав первую инактивированную вакцину против холеры на основе культуры, убитой с помощью высокой температуры.

Брюшной тиф

Еще одной серьезной угрозой жизни был брюшной тиф. Его вызывали бактерии Salmonella typhi, передающиеся через загрязненную пищу и воду. Хотя сегодня по-прежнему неясно, кто первым ввел человеку вакцину, приготовленную на основе убитых тифозных бактерий, известно, что в 1896 г. британский бактериолог Алмрот Райт опубликовал статью, в которой объявил, что человек, получивший инъекцию мертвыми сальмонеллами, обладает эффективной защитой против заболевания.

Инактивированная противотифозная вакцина Райта позднее была с огромным успехом испытана в полевых условиях на 4000 британских солдат, служивших в Индии. Позже вакциной Райта прививали британских солдат в Южной Африке во время Англо-бурской войны.

К сожалению, противники вакцинации лишили этой возможности многих других военнослужащих. Некоторые протестующие заходили так далеко, что даже выбрасывали за борт грузовых кораблей ящики, в которых переправляли вакцину.

Результат? Более 58 тыс. случаев брюшного тифа в британской армии, из которых 9000 стали смертельными.

Чума, уничтожившая миллионы жителей Европы в Средние века, обычно передается через укусы блох, которых, в свою очередь, разносят крысы. Вредоносные бактерии Pasteurella pestis (позже получившие новое название Yersinia pestis) были открыты в 1894 г.

Через два года после этого, когда русский ученый Владимир Хавкин (см. фото) работал в Индии над вакциной против холеры, в Бомбее разразилась эпидемия чумы. Хавкин переключился на более злободневную задачу и вскоре создал инактивированную вакцину против чумы.

В 1897 г., чтобы проверить безопасность вакцины, он опробовал ее на себе. Риск себя оправдал, и через несколько недель вакцину получили 8000 человек.

К началу ХХ века, всего через 100 лет после самого первого открытия Дженнера , семья вакцин значительно увеличилась. Теперь в нее входили одна живая вакцина (против натуральной оспы), три аттенуированных (от бешенства, птичьей холеры и сибирской язвы) и три инактивированных (от брюшного тифа, холеры и чумы).

Пастер создал вакцины от бешенства, сибирской язвы и куриной холеры. Раскрыл сущность брожения. Изобрел пастеризацию.

Казалось, современники должны были его на руках носить. Но они, наоборот, довели его до инсульта.

Вино и шелк

Пастер не вошел в науку – он в нее ворвался. Родившийся в 1822 году в семье провинциального французского кожевника, он, по неписанным законам той эпохи, должен был кожевником и стать. Или, в крайнем случае, школьным учителем, о чем мечтал его отец.

Пастер, однако, стал профессором, притом уже в 26 лет. Совершенно невозможный случай, особенно для человека, вышедшего из ремесленной среды.

При этом старт был взят довольно поздно. В годы ученичества мальчик, что называется, разбрасывался – овладел плотницким, гончарным и даже весьма непростым стекольным ремеслами, освоил ботанику, много времени посвящал занятиям живописи.

Тем не менее, его открытие – да, именно открытие – структуры кристаллов винной кислоты тянуло как минимум на профессорское звание. Которое изумленные коллеги и присвоили серьезному молодому человеку с коротко подстриженной бородкой.

Как и подобает господину профессору, Пастор активно занимается преподавательской деятельностью. В том числе руководит естественнонаучным факультетом в университете Лилля. Но активная педагогическая деятельность прекращается после студенческих волнений – ученый, будучи не слишком практичным в жизненных вопросах, умудрился рассориться и со своими студентами, и со своим начальством.

К счастью, наука в меньшей степени зависит от настроений в обществе. И Пастер погружается в проблемы пива и вина. Очень уж быстро оно приходит в негодность – его вкус изменяется, притом далеко не в лучшую сторону, появляются неприятные запахи, оно мутнеет. Ученый занимается вопросами брожения, а параллельно с этим изучает модную в те времена теорию самозарождения микроорганизмов.

Пастер сызмальства больше всего любил два запаха – виноградного сусла и дубильных веществ от кожевенного производства отца. Да и сам отец, Жан-Жозеф Пастер, будучи истинным французом, утверждал:

К ученому обращается делегация французских фермеров с просьбой выяснить, что можно сделать. К ним присоединяется мадам Бусико, вдова основателя крупного парижского универмага. Она жертвует на исследования сто тысяч франков – сумму довольно серьезную.

И, разумеется, ученый, фактически, спасает экономику страны. Соблюдая правила, предложенные Пастером, можно здорово уменьшить порчу вина, особенно во время перевозки. А для Франции с ее гастрономическими традициями, это очень существенное обстоятельство.


Винный подвал. Франция. Фото Arthur Brognoli / Pexels

Одновременно Пастер совершенно точно устанавливает, что никакого самозарождения микроорганизмов нет, им нужно откуда-то взяться. Более того, именно эти микроорганизмы вызывают и процесс брожения (до Пастера считали, что брожение – реакция химическая), и процесс гниения, и множество заболеваний.

Пастер, по сути, положил начало микробиологии.

А тут подоспела и новая тема. На юге страны – эпидемия, поразившая тутового шелкопряда. Еще один столп государственной экономики под угрозой – шелковые ткани, из которых шьют легчайшие и элегантнейшие туалеты. И которые потом, как и французское вино, расходятся по всему миру. Не говоря уж об импорте шелка-сырца, который снизился в 6 раз.

Поначалу ученый отказывался. Говорил, что это совершенно не его тематика, что он ни разу в жизни не держал в руках кокон шелкопряда. Но власти надавили на его слабое место – патриотические чувства. И Пастер согласился.

В результате и диагноз был поставлен, и лечение назначено.

Смертельное шоу

Луи Пастер, наверное, так и вошел бы в историю в качестве химика-микробиолога, занятого проблемами легкой и пищевой промышленности. Но в его семье произошла трагедия. Один за другим умерли от тифа трое детей Пастора.

Ученый приступает к поиску вакцин.

Тиф – не единственное бедствие. Люди гибнут и от бешенства, и от холеры. Надо прекратить весь этот ужас. Пастер максимально освобождает себя от всех административных и прочих занятий. Направляет официальное письмо полковнику Фаве, адъютанту Наполеона III. Ученый сообщает, что ему осталось только 20-25 лет работоспособного времени, и он должен посвятить эти годы исключительно борьбе с опасными заболеваниями.

И приступает к работе, делая исключение разве что для своей любимой темы, связанной с брожением. Тем более, что она напрямую связана с вредоносными микроорганизмами. Деньги у ученого были – Министерство народного просвещения назначило Пастеру пенсию по выслуге лет.

Пастер испробовал множество разных подходов. Он, например, установил, что куры не болеют сибирской язвой, потому что их температура тела – 45 градусов по Цельсию – была губительной для соответствующих бацилл. Он помещал кур в холодную воду – куры заболевали. Вытаскивал из воды и обкладывал теплой ватой – куры выздоравливали.

Но как применить это к человеку? Совершенно непонятно.

Будучи первопроходцем, Пастер экспериментировал, фактически вслепую. Для изучения куриной холеры, он варил куриный бульон и помещал в него возбудителей заболевания. Но что это дает? Непонятно.

Тем не менее, именно куры натолкнули ученого на верный путь. Он прививал цыплятам старую, ослабленную культуру холеры – и они оставались здоровы. Затем прививал им же молодую, активную – и птицы снова не заболевали. Но если привить молодую культуру цыплятам, которым до этого не прививали ослабленную, то они погибали.

Все более отчетливо решение проблемы виделось в вакцине.

В принципе, метод вакцинации – то есть, прививки легкой формы болезни с целью выработки иммунитета против нее – уже существовал. Но только против одного заболевания – против оспы. После куриных опытов Пастер предположил, что таким образом можно вырабатывать иммунитет и против других страшных заболеваний.

Сейчас это кажется вполне очевидным, но в те времена достижения Пастера виделись вовсе не прорывом, а, наоборот, абсурдом. В 1880 году после его доклада на заседании Французской академии медицины, один из участников, 80-летний доктор-ортопед вызвал его на дуэль. Дедушка вообще не верил в микроорганизмы, а тем более в их способность причинить какой-либо вред.

В результате до дуэли дело не дошло – старик решил не рисковать.

Но по мере продвижения ученого в экспериментах, интонация менялась с саркастической на уважительную. Особенно после публичного эксперимента, своего рода смертельного шоу, которое ученый подготовил в 1881 году на ферме Пулье-Ле-Фор. Пастер взял 60 овец и коров, половине из них сделал прививку сибирской язвы, а потом, в присутствии зрителей заразил всю эту рогатую компанию смертельной формой заболевания. Спустя 48 часов, как и было заявлено, 22 особи лежали мертвыми, 2 скончались прямо на глазах у зрителей, а еще 6 умерло к концу дня.

Наиболее же ярко гений этого ученого продемонстрировал себя в случае с бешенством. Возбудитель бешенства нельзя увидеть в микроскоп, и в 1880-е его в принципе невозможно было обнаружить. Тем не менее, исследователь догадался, что микроб бешенства на самом деле существует. Больше того, Пастер понял, что он селится в мозговых тканях. А затем подумал, если инкубационный период бешенства составляет несколько недель, то не стоит ли сразу после заражения вводить пациенту ослабленную, но быстродействующую культуру? Оказалось, что стоит.

Лечить уже заболевшего человека вакциной – это с трудом укладывалось в голове. Но только не в гениальной голове Луи Пастера.

Директором института назначается сам Луи Пастер, но теперь эта должность скорее почетная – он с трудом говорит, а писать не способен. И, хотя со временем, его организм частично восстановился, о полноценной работе речь не шла.

Великий ученый скончался в 1895 году в возрасте 72 лет. Похоронили его в стенах Пастеровского института – специально для этого случая там устроили склеп. Именем Пастера названо более 2000 улиц в мире.

Со времен первых эпидемий чумы врачи-практики спорили о том, можно заразиться чумой от больного или нет и если можно, то каким способом. Мнения высказывались противоречивые. С одной стороны, утверждалось, что прикосновение к больным и их вещам опасно. С другой стороны, близость к больным, нахождение на инфицированной территории считались безопасными. Ясного ответа не было, поскольку втирание гноя больного в кожу или ношение его одежды далеко не всегда приводило к заражению.

Многие врачи усматривали связь между чумой и малярией. Первый опыт по самозаражению чумой провел в городе Александрия в 1802 году английский врач А. Уайт. Он хотел доказать, что чума может вызвать приступ малярии. Уайт извлек гнойное содержимое бубона чумной больной и втер себе в левое бедро. Даже когда на его собственном бедре появился карбункул и лимфатические узлы начали увеличиваться, врач продолжал утверждать, что заболел малярией. Лишь на восьмой день, когда симптомы стали очевидными, он поставил себе диагноз чумы и был доставлен в госпиталь, где и скончался.

Сейчас понятно, что от человека к человеку чума передается в основном воздушно-капельным путем, поэтому больные, особенно легочной формой чумы, представляют огромную опасность для окружающих. Также возбудитель чумы может проникнуть в организм человека через кровь, кожу и слизистые оболочки. Хотя причина болезни долгое время оставалась невыясненной, врачи давно искали способы защиты страшного заболевания. Задолго до начала эры антибиотиков, с помощью которых сегодня чуму довольно успешно вылечивают, и вакцинопрофилактики они предлагали различные способы повышения устойчивости организма к чуме.

Трагически закончился эксперимент, проделанный в 1817 году австрийским врачом А. Розенфельдом. Он уверял, что снадобье, приготовленное из костного порошка и высушенных лимфатических желез, взятых из останков умерших от чумы, при приеме внутрь полностью защищает от болезни. В одном из госпиталей Константинополя Розенфельд заперся в палате с двадцатью больными чумой, предварительно приняв рекламируемый им препарат. Сначала все шло хорошо. Шесть недель, отведенные для проведения эксперимента, заканчивались, и исследователь уже собирался покинуть госпиталь, когда внезапно заболел бубонной формой чумы, от которой и скончался.

Создатель первой в мире вакцины от чумы Владимир Хавкин проводит вакцинацию местного населения. Калькутта, 1893 год

Создатель первой в мире вакцины от чумы Владимир Хавкин проводит вакцинацию местного населения. Калькутта, 1893 год

Поиски средств профилактики и лечения чумы продолжались. Первую лечебную противочумную сыворотку приготовил Иерсен. После инъекции сыворотки больным чума протекала в более легкой форме, число смертельных случаев снижалось. До открытия антибактериальных препаратов эта вакцина была главным терапевтическим средством в лечении чумы, но при наиболее тяжелой, легочной, форме заболевания она не помогала.

Производство противочумной вакцины Хавкина. Бомбей, конец 1890-х годов

В это же время на островах Ява и Мадагаскар французские ученые Л. Оттен и Г. Жирар тоже вели работы по созданию живой вакцины. Жирару удалось выделить штамм чумного микроба, который спонтанно потерял вирулентность, то есть перестал быть опасным для человека. Вакцину на основе этого штамма ученый назвал инициалами погибшей на Мадагаскаре девочки, у которой он был выделен, – EV. Вакцина оказалась безвредной и высоко иммуногенной, поэтому штамм ЕV и по сей день используется для приготовления живой противочумной вакцины.

Новую вакцину против чумы создал научный сотрудник Иркутского научно-исследовательского противочумного института Сибири и Дальнего Востока В.П. Смирнов, участвовавший в ликвидации 24 локальных вспышек чумы за пределами нашей страны. На основании многочисленных опытов на лабораторных животных он подтвердил способность микроба чумы вызывать легочную форму болезни при заражении через конъюнктиву глаза. Эти эксперименты легли в основу разработки конъюнктивального и комбинированного (подкожно-конъюнктивального) методов вакцинации против чумы. Чтобы убедиться в эффективности предложенного им метода, Смирнов сделал себе инъекцию новой вакцины и одновременно инфицировал себя вирулентным штаммом наиболее опасной, легочной, формы чумы. Для чистоты эксперимента ученый категорически отказался от лечения. На 16-й день после самозаражения он покинул изолятор. По заключению врачебной комиссии Смирнов перенес кожно-бубонную форму чумы. Эксперты констатировали, что предложенные В.П. Смирновым методы вакцинации оказались эффективными. Впоследствии в Монгольской Народной Республике при ликвидации вспышки чумы этими методами было привито 115 333 человека, из которых заболели лишь двое.

Читайте также: