Жена охлобыстина больна гепатитом с

Обновлено: 19.04.2024

Явление Ивана Охлобыстина в мою жизнь пришлось на момент катастрофы. Начался тот кошмар на втором курсе института. Я была молодой, красивой, удачливой актрисой. И вдруг перестала сниматься. Просто отказывалась от предложений — без причин. Или соглашалась, но на пробы не являлась. В какой-то момент я с ужасом осознала, что не хочу ничего. Ничто не имело ценности и смысла. Наступил период жуткой, затяжной депрессии: сутками валялась на кровати с остановившимся взглядом. Все раздражало, хамила всем без разбору — я была невыносима. Друзья в тот момент от меня отвернулись.

— Не желаете прогуляться?

— Да. Если вы отвезете меня домой.

Он взял меня за руку и больше не отпускал никогда. Вот уже пятнадцать лет мы движемся по одной траектории.

Память сохранила лишь те срезы, что связаны с дорогими сердцу людьми, органично перекочевавшими в новую жизнь.

Семья Охлобыстиных — шумная и вечно орущая. Друзья говорят: глядя на нас, можно подумать, что итальянцы пришли в православие. Но в редкие минуты покоя в старой тушинской квартире, которая досталась еще моему деду, я предаюсь воспоминаниям, закрываю глаза и слышу шарканье бабушкиных тапочек по паркету. Бабушка была красавицей. Ее первый муж, какой-то ярый комиссар, стрелял в нее, решив, что убил, — застрелился сам. Но об этой трагедии я узнала уже взрослой, а в моем безмятежном детстве было два отягчающих обстоятельства: пятидневка и гастродуоденит. Папа и мама — геолог и юрист — ударно трудились, детей отправляли на неделю за город, в детский сад. Моя старшая сестра Лена поливала горючими слезами всю дорогу до детсадовского автобуса. Я тяжелое расставание с родителями переживала молча. Зато я не могла удержать внутри ни одной доверенной мне тайны. Однажды накануне маминого дня рождения Ленка сказала:

— Я придумала для мамы та-а-кой сюрприз! Не скажу — разболтаешь.

— Ну, Леночка, ну, любименькая, я никому — ничегошеньки, чем хочешь клянусь…

— Я куплю маме… — она выдержала эффектную паузу, — гуся!

Я была сладкоежкой, тормоза не работали, поэтому конфеты от меня прятали. Искать их — было любимым развлечением. В этой азартной игре мне не было равных. Я все всегда везде находила и наедалась конфет до отвала. Все знали, что это я. Но мама начинала показательное расследование — всякий раз в надежде на мое покаяние. Все отказывались от совершенного преступления, а я чем хуже, почему я должна признаваться? Я стояла насмерть, клялась всеми клятвами и не сдавалась.

Мама с папой создали прекрасную семью. Они никогда не ссорились. Подозреваю, что это вряд ли возможно, но мы, дети, этого не видели. Как они так сумели? Наверное, поэтому подспудно я всегда тоже хотела иметь семью. Мне повезло и со школой — реально, школьные годы чудесные.

Была и школьная любовь: мальчик Андрюша нравился мне все десять лет. Учителя были дивные. Я долгое время хотела стать учительницей, еще хотела быть врачом, но никогда актрисой. Никакой склонности к лицедейству я не проявляла. Но я стала актрисой — только для того, чтобы встретиться с Иваном Охлобыстиным. А с Иваном Охлобыстиным мы встретились, чтобы вместе идти к Тому, к кому рано или поздно придет каждый человек.

Случай — язык Бога. И на этом языке написана любая человеческая жизнь. Случай привел меня в театральный кружок. Это была дружная семья, и поэтому я застряла в нем на годы, а не потому, что хотела быть актрисой.

Потом случился телефонный звонок. Я только вошла домой после спектакля, и судьба голосом нашего чудного руководителя Надежды Семеновны произнесла:

— Оксаночка, тут пришел режиссер. Он видел наш спектакль и хочет пригласить тебя сниматься в кино на роль гимназистки.

— Бегу, — успела выкрикнуть я, скидывая на ходу только что надетые тапочки.

— Ночнушка прозрачная, трусы все портят, не было тогда розовых трусов.

— Не сниму! — я была в ужасе.

— Снимешь! Иначе сцену запорешь. И гуд-бай!

— Ну хоть в каком году умер Ленин, вы можете вспомнить?

— Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!

Как все актеры, я была влюбчива. Но странною любовью. У меня был долгий и страстный роман с Майклом Дугласом. Потом я изменила голливудской звезде с мушкетером Боярским, которого сменил гардемарин Жигунов.

Но место депрессии занял параноидальный страх — потерять. И у нас обоих возникла одна и та же мысль: единственное место, которое нам даст возможность сохранить обретенное, — Церковь. Это было свыше. Откуда еще было взяться этой мысли? Он предложил пойти в храм и причаститься. Мы оба не знали, что это и как это, но назавтра пошли и все узнали в ближайшем храме. Нам велели попоститься день и прийти на исповедь. Я ужасно боялась. Уйму своих грехов я не считала грехами, только по мере воцерковления глаза открылись. Исповедь была недолгой, а вот служба показалась бесконечной. Причастившись, я пулей вылетела из храма. В тот же день мы договорились с исповедовавшим нас священником о венчании.

— Венчаться будем втайне от всех, вдвоем. Ты будешь в простом ситцевом платьишке, — размечтался Ваня.

— А ты — в косоворотке. Таинство так таинство. Без всякого пафоса, — вторила я.

Но мама сказала, что это не только наш праздник, что мы не имеем права лишать ее радости и все будет как у людей.

— Ну что, Стасик, отдадим Ваньку?

— Ага, — что-то дожевывая, благословил девятилетний Стасик.

Вся свадьба перекочевала из ресторана к нам домой и гудела неделю. Саша Скляр, как был в смокинге и туфлях, рухнул в спальне. Мы сидели в другой комнате, пили-пели, я там же прикорнула на диванчике прямо в невестином платье. Мой заботливый муж перенес меня в спальню, уложил рядом с Сашей Скляром и стал щелкать фотоаппаратом. Потом демонстрировал всем документальное доказательство супружеской неверности в первую брачную ночь.

Рожала я в Первой инфекционной больнице, где рожала меня мама. Но у мамы были показания, а у меня — просто знакомый врач. Гепатит у меня обнаружили после третьего ребенка. И вопреки обывательскому мнению, на детях он не отражается. Сейчас болезнь сходит на нет. Временами я пью лекарства, но главным своим врачом считаю Господа — меня исцеляет частое причастие.

Вопреки ожиданиям, я родила девочку и чуть не упала со стола. Роды были нормальными, но у меня от боли был такой шок, что счастливому отцу и маме я категорически заявила, что больше рожать не стану никогда.

В общем, Дуся была полной противоположностью Анфисы. Спокойная и невозмутимая до одури. Как-то с детьми сидел друг семьи Димка Селезнев — верное наше сердечко. Анфиса ему жалуется:

— Дуся меня укусила.

— Дуся, — внушает Дима, — не смей кусать Анфису.

Дуся молчит. Через несколько минут снова входит Анфиса и демонстрирует укус.

— Дуся, — продолжает воспитательный процесс Дима, — если ты еще раз укусишь Анфису, мне придется тебя выпороть!

Дуся молчит. Через пять минут Анфиса уже вся в слезах:

— Дима, Дуся меня укусила.

— Дуся, ты кусала Анфису?

— Да, — отвечает Дуся.

Отношения Дуси и Анфисы всегда были соперническими. Сейчас, когда Анфисе четырнадцать, она даже рада, что я оставляю младших детей на Дусю. Анфиса более безалаберная, тщательнее, правильнее все сделает Дуся. А раньше у них всегда шла борьба за первенство, за старшинство.

Дуся была не ребенок, а подарок, и я решила, что это результат нового метода. По этой же методике дети спали в отдельной комнате. Это была чудовищная ошибка, я чуть не расплатилась за нее жизнью третьего ребенка, Вари.

Варечку Ваня держал на руках умирающей, пережитый страх так довлеет над ним, что если бы не я, ей разрешалось бы все. И она умело этим пользуется. По ней, конечно, плачет ремень, очень широкий. Кстати, этот пресловутый тезис отца Иоанна о необходимости жесткого воспитания отцовским ремешком — чистая байка. Он и детей научил: они наперебой радостно вещают доверчивым журналистам, что детей надо бить и от этого они становятся жирными и розовощекими.

Варя очень одаренная, играет на гитаре и поет. Ей все дается легко, она раньше всех научилась читать и, если б не лень, была бы круглой отличницей. Учеба хорошо дается и Дусе, она девчонка целеустремленная, рогом землю роет. Ей однажды класс объявил бойкот, так Дуся, ничтоже сумняшеся, взяла да и объявила бойкот классу. Анфисе же учеба дается тяжело. Сейчас у нее появляются отцовские бунтарские наклонности. Она уже не все принимает как аксиому, хочет дойти своим умом. Это не касается Церкви, она человек верующий. Вот одеваться стала смешно, крикливо, ярко. Отец Иоанн, соблюдая золотую середину, дает детям послабления, покупая всякие подростковые примочки в виде черепов и ошейников с шипами.

Вася — наш долгожданный мальчик — родился в Ташкенте, в самом что ни на есть захудалом роддоме. Свет голой лампы бил в глаза и днем и ночью, как в пыточной. Там же Васю наградили стафилококком и клебсиеллой. Зато отца Иоанна туда пустили сразу после родов. Он очень удивился, что у нас мальчик, был невыразимо рад и умолял меня быть крайне аккуратной и ничего не оторвать ему по неосторожности.

А вот Савва излишне избалован мной, ему больше всего досталось моей любви и нежности, потому что он младшенький. Савушка даже во время игры соскучивается, приходит, как кот, сворачивается вокруг моих ног и целует их. Он баловень всей семьи и абсолютный нахал. Сейчас Савва сломал бедро, лежит в гипсе, раздает всем указания и совершенно обнаглел. Иногда мне хочется шлепнуть его, но на попе гипс.

Так от всех детей вместе и от каждого в отдельности я мощными дозами получаю инъекцию любви, которая дает мне могучую силу жить. Это и есть настоящий кайф материнства. Досужее мнение, что быть многодетной матерью — это бремя и мука, не глупость даже, а просто неведение. Трудно быть матерью одного ребенка, это уж я теперь точно знаю. С рождением каждого следующего — только легче. Во-первых, материнский опыт. Во-вторых, дети плачут от недостатка любви и внимания. Тут старшие незаменимы, они наперебой тискают и таскают малышей.

Если он уходит раньше, никогда меня не будит, требуя завтрака, — деспотизма Ваня лишен начисто. Если я устала и не приготовила, он не устраивает сцен и кормится сам. Пока толпы нет, я суечусь по дому. Ни одна, самая навороченная, стиральная машина не выживает у нас долго, потому что работает безостановочно. Кстати, первая из них появилась в доме только с четвертым ребенком.

Дети возвращаются из школы, все, кто в это время бывает у нас в гостях, просто умирают со смеху — ко мне выстраивается галдящая очередь: мама, помоги! У мамы, увы, часто не выдерживают нервы, и она выходит из себя. Уроки перемежаются беготней по кружкам: Варя — на гитару, Дуся — на гитару, Вася — на рисование, Нюша — на лепку, Анфиса — в бассейн и на английский. У нас крохотная кухня, поэтому кормятся они по очереди: кто раньше прискачет — того и стол. Сейчас я легко оставляю дом на старших девочек, они со всем замечательно справляются: и приготовят на всю семью, и уберут, и помогут младшим с уроками. Я только диспетчер на телефоне. Процесс отхода ко сну у нас мучительный и долгий — квартирка маленькая, неудобная, все дети спят один на другом и мешают друг другу. Кто любит спать со светом и под мою молитву, кто в полной темноте и тишине. Я обязательно и не меньше часа перед сном читаю — Евангелие, Жития Святых, сказки — и большим, и маленьким.

И мы встретились. Через два с половиной года, когда я уже была беременна Анфисой. Мы пришли к нему в гости вместе с Ваней. Там были матушка Нина, ее почти столетняя бабушка Александра Леонардовна, Екатерина Васильева с сыном, теперь уже священником Дмитрием Рощиным. Все, как обычно в этом доме, общались за угощением. Но на этот раз я захотела исповедоваться. И если моя первая исповедь длилась не больше пяти минут, то тут батюшка проговорил со мной часа два. Я поняла, что такое исповедь, настоящая исповедь. Уходя, на этот раз твердо знала, что обрела еще одну семью, еще одного отца, что больше не смогу жить без этих людей.

Анфиска младенцем попала в больницу с гнойным лимфаденитом — тогда я впервые увидела слезы на глазах мужа. Я — к батюшке. Он сказал, что надо причащать ребенка как можно чаще. Сначала я исполняла это по доверию к батюшке. Не знаю почему, но я была твердо уверена в том, что только причастие может помочь. Постепенно причастие стало необходимой потребностью и для меня самой. Трудно объяснить. Как объяснить, что дышишь?

И по всем самым дурацким поводам — стыдно вспоминать — я безостановочно мучила отца Владимира. Он терпеливо выслушивал мои глупые жалобы, находил мудрые слова, и мое строптивое сердце остывало. На протяжении многих-многих лет он разными способами пытался внушить мне одну-единственную мысль — жена должна слушаться мужа. Только так можно сохранить семью. И сейчас, по прошествии пятнадцати лет, я с ужасом понимаю, как долго эта простая мысль до меня доходила. И как это мудро, и какое счастье — слушаться мужа. Я готова целовать следы его ног за долготерпение и любовь.

После первого причастия Ваня пришел в храм почти через год. Это было на Троицу. Мы причастились. А служба все идет и идет — это одна из самых длинных служб в году. Весь храм трижды опускается на колени. Тишина. И вдруг Ваня так экспрессивно перекрестился, то есть буквально треснул себя кулаком в лоб, в грудь, в одно плечо и в другое. На него обернулся весь храм. И перед третьим коленопреклонением он схватил меня и выволок из храма с криками, что беременная женщина не должна так долго находиться в духоте. Мы страшно поругались. Он тут же покаялся отцу Владимиру. И батюшка так же крепко, как он себя, приложил его — престольным крестом.

Я страстно желала, чтобы Ваня стал отцом Иоанном. А я бы — матушкой Ксенией. Мечта могла стать реальностью, и мы отправились в Ташкент — тогда с тремя детьми. Было и Божие благословение на священство, что стало очевидным уже на обратном пути. Нас задержали на границе — у меня не было с собой свидетельств о рождении детей. Пограничники недоумевали: как по фитюлькиным бумажкам — простым ксерокопиям — мы прошли по дороге в Ташкент две границы без сучка без задоринки?

В дьяконы отца Иоанна рукоположили на Рождество. Предполагалось, что мы пробудем в Узбекистане не больше двух недель. Проходит месяц, другой.

Я, конечно, помчалась с этим к отцу Владимиру.

— Батюшка, все пропало!

— Ну что вы такое говорите…

Несколько лет отец Иоанн совмещал служение с актерством. Он рад, что может обеспечивать семью. Ему нравится не то, что он актер, а ощущение, что он выполняет свой долг, как он его в данный момент разумеет. Но я, как мало кто, понимаю, что эта работа — жертва с его стороны, серьезная жертва. Он написал в одной статье, что теперь видит только деньги и грустные глаза своей жены. Его осудили многие. Отец Иоанн принял решение просить патриарха о временном приостановлении его в служении, чтобы осадить эту волну осуждения, чтобы его образ жизни не рикошетил в существо Церкви.

Представляю, как радовались те, кто считал рукоположение отца Иоанна пиар-ходом. Но только Господь видит сердце человека и может судить. Положительный ответ от святейшего был для меня страшным ударом, несмотря на то, что это произошло по просьбе отца Иоанна. Мы поехали за ответом вместе: нельзя совершать таинства, нельзя носить ни иерейский крест, ни подрясник, пока снимаетесь в кино. Вышли из храма на улицу. В глазах стояли слезы. Меня знобило не то от мороза, не то от расстройства. И отец Иоанн сказал:

— Кысонька, пойдем купим тебе шубу.

— Ты надеешься этим поднять мне настроение?

— Нет. Просто пойдем и купим шубу. У тебя же никогда не было шубы.

Пока я примеряла шубу, к отцу Иоанну подошла незнакомая женщина и, протянув к нему руки, попросила благословения.

И я опять недовольна. Но уже — своим недовольством. Потому что как христианка, жена я должна быть довольна всем и за все благодарить Бога. Значит, такой у нас с отцом Иоанном путь. Можем ошибаться мы, немощные человеки, но главный режиссер жизни не ошибается, управляет миром премудро. И все — даже совершенные недоразумения — силен обратить во благо. В секунду, в миг. И мы дождемся этого мига.

Однажды Господь уже сотворил такое чудо с моей жизнью. Актриса Оксана Арбузова умерла. Зато есть Анфиса и Дуся, Вася и Савва, Варвара и Иоанна. Не знаю, кем они станут. Главное, чтобы они не покидали Церковной ограды.

Есть отец Иоанн. Он непременно будет настоящим священником. А я — с ним. Но мне мало просто быть с ним. Его деко-а-цией. Я хочу и должна стать настоящей матушкой, его опорой, его ребром.

Сейчас, когда закрыто огромное количество СМИ, Правмир продолжает свою работу. Мы работаем, чтобы поддерживать людей, и чтобы знали: ВЫ НЕ ОДНИ.

18 лет Правмир работает для вас и ТОЛЬКО благодаря вам. Все наши тексты, фото и видео созданы только благодаря вашей поддержке.

Поддержите Правмир сейчас, подпишитесь на регулярное пожертвование. 50, 100, 200 рублей - чтобы Правмир продолжался. Мы остаемся. Оставайтесь с нами!

— В прошлых интервью вы рассказывали мне об отце, но до обидного мало. Только как он за плохую учебу заставил вас съесть учебник с кетчупом или как подарил два золотых зуба. А он же герой. Был фронтовым хирургом и участником Великой Отечественной и еще трех войн — испанской, финской и корейской.

— Да, он добровольцем вступил в ряды Красной армии в 1927 году. И действительно был героем. Имел ордена и медали. Странно, но для меня эта сторона отцовской жизни открылась не так давно. Вообще, фигура отца довольно отвлеченная, он же с моей мамой развелся, когда мне исполнилось пять лет, не в укор ни ему, ни ей будет сказано. Молодая девчонка, а он красавец офицер, разница в возрасте гигантская. Что-то не сошлось, не мне их судить. Оба прекрасные люди, и я понимаю, почему папа женился на маме и почему мама вышла замуж за папу. Он был ослепительный человек.

— Как случилось, что отец стал хирургом? Сразу была такая мечта?

— Это случай. Сначала они с другом хотели стать летчиками. Пришли на летное поле смотреть, кем они будут, мечтать о небе, и тут на их глазах упал самолет. Тогда они передумали быть летчиками. Один пошел в артиллерийское, а второй — в Военно-медицинскую академию имени Кирова. Много было войн, а у хирургов много практики. В Испанию отец поехал по комсомольскому набору и там познакомился со своим будущим командиром — генералом Александром Родимцевым, с которым прошел потом всю Великую Отечественную. У отца орден Красного Знамени за бой у Красного Трактора. Шло немецкое наступление на Киевском направлении, и в контратаку были брошены гвардейцы, неистовые берсеркеры, самоубийцы по сути, потому что должны были все погибнуть. Но они не погибли, а повернули врага вспять. В этом хаосе, мясорубке многих ранило. И отец их вытаскивал на плече: в одной руке пулемет, в другой — раненый, и при этом отстреливался от немцев, которые были в 20 шагах. Это могло бы стать хорошим сюжетом для военного боевика.

— За что ему дали Красную Звезду?

— Часть дивизии попала в окружение, а он был старшим офицером. Всех собрал, знамя намотал на себя — поскольку убит был знаменосец и кортеж, его сопровождающий. Отец вынес знамя дивизии на себе, продолжал из пулемета поливать и из любимого маузера и таскать раненых. У нас была фотография фронтовая: в поле стоит операционный стол, рядом убитая медсестра, причем на переднем плане ее простреленный сапог. На столе раненый, а над ним склонился папа, оперирует… С одной стороны бегут наши в штыковую атаку, с другой — немцы. Жаль, снимка не осталось. У отца фантастическая судьба, через нее прошли все значимые события прошлого века.

— Это правда, что однажды ваш отец оперировал в Испании Галу — жену и музу Сальвадора Дали?

— Отец часто рассказывал о войне?

— Нет, он этого не любил. Военные, прошедшие через все это, очень берегли жизнь и не желали ее тратить даже на воспоминания о войне. До такой степени они плохо к ней относились.

Помню, я учился в четвертом-пятом классе, папа нанялся врачом на туристический теплоход по Волге и взял меня с собой. В Волгограде люди вышли на экскурсию. Но отец остался на корабле. Для него очень тяжело было вспоминать Сталинградскую битву, он там потерял две трети друзей. Меня отправил в город, но я вернулся за кепкой и увидел плачущего отца. Это было один раз в жизни. Нетипичные для него эмоции.

— Отец умер, когда вы были подростком?

— Вы когда-нибудь были с отцом в День Победы?

— Да, и мы шли на Красную площадь. Отец надевал планки. Медалей — так, чтобы все звенело и переливалось, не демонстрировал. Многие, кстати, ходили именно с планками. Скромные люди. Аскеза! Война в них что-то выровняла. Эти люди добились просветления, не практикуя никакой мистики.

— Ваш отец верил, что что-то есть потом, после смерти?

— Я не расспрашивал. Думаю, что раз он до конца дней оставался убежденным коммунистом, то разделял общую атеистическую конструкцию. Но, когда я еще в школе решил покреститься и попросил у отца на это деньги — 14 рублей 77 копеек, ему это понравилось. Понял — я идеалист, а он и сам был идеалистом всю жизнь.

— А как он выглядел, как одевался? Вы любите всякие цыганские штуки, перстни и прочее. А что любил он?

— Он был пижон, модник. Помню его прекрасную светлую фетровую шляпу и длинное пальто. Еще любил френчи, которые шили под заказ. Носил прекрасные костюмы, за обувью очень следил, был дико чистоплотен. Ну, хирург. Имел тягу к женщинам, любил их… Мне кажется, он был инфицирован дамами Серебряного века. Ну, судя по тому, что он любил Брюсова и боготворил Гумилева, несмотря на его невнятную политическую позицию. Ахматова и Цветаева были его кумирами.

— Каких-то эффектных женщин из его прошлой жизни, может быть, вы видели на фотографиях…

— У него были красивые жены. Ну, мама моя самая красивая, разумеется. В первый раз он женился, когда вернулся с войны, в Одессе. Хирург, полковник, в белом френче, и автомобиль у него был, как у Геринга, конфискат. Женился на чернявой красавице, комсомолке, спортсменке, отличнице по имени Анастасия Зорич. Родилось трое детей, а потом случилась, по-моему, Монголия, потом корейская война. Что-то постоянно происходило, и отец перемещался с войны на войну, вел полукочевой образ жизни, что семейной жизни не способствует.

— И сколько у вас с его стороны братьев и сестер?

— По примерным подсчетам, два брата и три сестры. Старший — Алексей, у нас с ним разница почти в тридцать лет. Он в Одессе сейчас. Надеюсь, еще жив. Он преподавал в одной из одесских мореходок. А Николай живет в Москве, раньше работал в Министерстве финансов. Всякий раз, сталкиваясь с Николаем, я понимал, что он хочет, чтобы я ничего о нем не знал. Как брат Шерлока Холмса Майкрофт, только еще более замкнутый. А сестра Ольга уехала в Австралию и живет там с моим племянником Вадимом и его женой. Где Марина и Анжела — не знаю. В Одессе, наверное, остались. Собирались мы редко. Семья — это единственное, что толком не удалось создать отцу.

— Каким он был в последние годы?

— Вы помните последнюю встречу?

Похоронили мы его на Николо-Архангельском кладбище. Думали, какой памятник поставить, а потом решили, что ему бы понравилась простая плита, звезда и надпись — гвардии полковник Иван Иванович Охлобыстин.

— Что-то вам осталось от отца? Какое-то наследство?

— Иван, у вас ведь и по материнской линии тоже были родственники, которые героически проявили себя на войне?

— Может быть, бабушка вам что-то рассказывала про войну?

— Как вы думаете, сейчас люди такие же? Если, не дай бог, что-то случится, так же будут, забывая про себя, все отдавать, рисковать жизнью и спасать другого? Как ваш отец, как бабушка Маша-солдат?

— Мне кажется, да. Я верю в человека. Вижу в обычных бытовых отношениях, что у людей есть запас на подвиг, на благодушие. Даже если они сейчас думают о деньгах, о тряпках, о развлечениях, но случись чего, они раскроются, как звезды, в них есть потенциал. Тут важна ситуация.

У меня был приятель Вовка Карцев, бабушка его не очень любила: считала, что он заведет меня в плохую историю. Вовка происходил из неблагополучной семьи. Но он был пионер. Шел однажды в школу — три километра по железной дороге. Вдруг увидел, что рельсы отошли. И Вовка, вот как в книгах рассказывают про пионеров-героев, снял красный галстук и пошел навстречу электричке. Удалось ее остановить, люди не погибли. Через две недели приехали в школу из горкома и дали ему значок, пилотку и денежки небольшие. Наградили. Он маме деньги тут же отдал. А в девятом классе с друзьями забрался в заброшенный дом, где они, дураки, пили одеколон. Вовке стало плохо, а друзья его оставили, пошли освежиться. И он умер от отравления. Вот так закончилась судьба пионера-героя.

— А вы боитесь смерти?

— Нет, не боюсь. Меня, во-первых, на том свете ждет прекрасная компания, все весельчаки — брат младший, бабушка Маша-солдат, отец. А во-вторых, я любопытный, как хорек, мне интересно заглянуть за край. Но пока я не хочу торопиться. Потому что у меня есть обязательства перед семьей.

— Вы же старшую дочку Анфису этим летом замуж выдаете?

— Да, в июле. Парень у нее очень хороший, из Рязани. После свадьбы они будут жить там. Анфиса занимается социальными проектами, восстанавливает старинные дома, борется за экологию в Рязани. Ей нравится работать с людьми. Она с большим удовольствием, как ребенок, знакомится с мастерами, с краснодеревщиками, очень легко находит контакт с деревенскими жителями. В провинции ей хорошо и комфортно.

— Что нового у вашей второй дочери, Дуси, кроме модной стрижки?

— Третий год работает в Главкино администратором. Дисциплинированная, системная, быстро находит общий язык с артистами, которые приходят, встречает их, провожает. Сама не хочет в шоу-бизнес, ей нравится администрирование, она влилась в настоящее киношное комьюнити и стала его полноправным членом. Я на съемках лишний раз чего-нибудь сболтнуть боюсь в гримерке: ей настучат обязательно. У них мафия девчачья, гримеры, костюмеры, они друг друга все знают, и поэтому я начал держать себя осторожнее. Чего бы я ни сделал, у меня обязательно соглядатаи есть, тещины глаза и уши.

— А как Варвара? Правда ли, что, кроме того что учится на врача, она еще выступает в клубах с концертами?

— Нет. Она пишет электронную музыку. Я не очень хорошо ориентируюсь в такой музыке, по мне, это аквариум с рыбками, фотообои. Она нанималась официанткой, чтобы накопить себе на компьютер, который позволит заниматься музыкой. Сейчас пошла работать медсестрой в больницу, в реанимацию. Там лежат самые тяжелые, ужасно устает. Учится хорошо, если не нахватает за два года четверок, получит красный диплом. Вася тоже студент — учится на сценариста во ВГИКе. У него с утра до вечера какие-то работы. Ему очень много надо вычитывать, такая серьезная программа. Он весь в творчестве. Пишет что-то, иногда показывает, я читаю. Относится к моей критике со скепсисом, но учитывает. Иоанна, она же Нюша, тоже уже студентка, первокурсница. Учится в Институте стран Востока, китаист. Она всегда любила эти культуры — Китай, Корея, Япония. У нее дар к языкам. Китайский она раньше не учила. Периодически мы ее заставляем какие-то слова вслух произносить, удивительно смешной язык.

— На какого-нибудь Джеки Чана я согласен. Они маленькие, рис едят. Но боюсь, что она найдет такого же космонавта, как и она. Он будет с зелеными или с синими волосами, с плохим зрением и со знанием энциклопедического словаря, вплоть до тиража. Боюсь, ботана найдет. Ну посмотрим.

— Значит, школьник у вас в семье один — Савва? Лишь сейчас поняла, что возмужавший молодой человек, который только что зашел в дом, — это ваш младший.

— Да, это он. Учится в восьмом классе, и с ним случилось страшное: нога выросла до размера моей ноги. Я люблю удобную обувь, много хожу, но боюсь, что моя обувь в опасности. Жду, когда его нога станет на размер, а лучше на два больше моей. Вообще, дети все выросли здоровые серьезно. Мне неловко, как будто я нахожусь в НИИ с молодыми сотрудниками и ощущаю себя старым и никчемным и меня скоро проводят уже на пенсию. Савва программистом хочет быть. Но я ему сказал, что программистом нельзя так неожиданно, как блогером, стать, без образования. А то сегодня блогер, завтра светский лев, послезавтра женился на старушке. Не прокатит. Тут нужно либо в Бауманке учиться, либо в МИФИ, все точные науки нужны. И он в это погрузится. Периодически хвалится, что он умеет делать в Сети. Вообще, у нас в семье формируется такая творческая ОПГ. Да, у нас все есть — администрирование, медкорпус, обеспечение, информационный сектор. Идеальная компания, но очень шумная. Когда все собираются дома, я хожу в строительных наушниках, чтобы можно было работать. Потому что все кричат, а особенно активная жена, просто иерихонская труба. Она кричит в голос, зовет всех по дому. На пиратском корабле она была бы боцманом. Оксана моя мегагероическая. Если что-то произойдет, она всех спасет и вынесет. Я не боюсь ни за лошадь, ни за огонь, ни за дом. Она всегда готова на подвиг.

— А если говорить серьезно, что такое подвиг? В вашей жизни были какие-то поступки, которые…

Скандально известный российский актер и священнослужитель Иван Охлобыстин стал гостем ток-шоу "Судьба человека".

В начале программы Иван поведал историю своего первого знакомства с супругой Оксаной. По словам артиста, это была любовь с первого взгляда.

"Я увидел ее в Доме кино, узнал. Она уже снялась в фильме "Авария - дочь мента". Я тогда прошел мимо и сказал: "Ты будешь моей", - поведал актер.

Но в следующий раз судьба вновь свела их через 5 лет. Тогда Иван понял, он больше не намерен расставаться с возлюбленной. Через месяц актер сделал ей предложение, молодожены сыграли свадьбу и обвенчались. За 23 года супружеской жизни Оксана успела подарить своему мужу шестерых детей.

Иван Охлобыстин, Оксана Охлобыстина и их шестеро детей

Охлобыстин признался, что когда на свет появилась их третяя дочь Варвара, они были абсолютно измотаны. Артист хватался за любой заработок, дабы прокормить свое большое семейство и когда девочке было всего 3 месяца она чуть было не умерла.

"Мы тогда были как собаки уставшие, Варе было около трех месяцев. Я все время искал работу, Оксанка тоже без сил. У Вари случилась асфиксия - Оксана еще месяц лежала с ней в больнице. Мы ее чуть не потеряли", - сказал Иван.

После рождения четвертого ребенка - сына Василия - артист едва не лишился матери его детей Оксаны. Жене Охлобыстина пришлось рожать в Ташкенте, куда Ивана отправили служить. По словам артиста, он поставил Оксану перед фактом, что им надо ехать в Среднюю Азию, где он станет священником.

В ташкентском роддоме супругу звезды "Интернов" заразили гепатитом. Доктора сказали актеру, что в Ташкенте его жену вылечить не смогут. Тогда Иван вместе с семьей немедленно вернулся в Москву, где Оксану все же удалось спасти.

"Она должна была недолго жить-то после этого, но вылечили", - сказал Охлобыстин.

Также артист признался, что у них могло быть семеро детей, но их шестой по счету ребенок умер еще в утробе.

"Был всего два месяца срок, так бывает. Но для нас это было ужасно, особенно для Оксаны - она очень переживала", - поведал актер.

К счастью, в 2006 году жена подарила Ивану сына Савву.

Свою широкую известность Охлобыстин получил после съемок в сериале "Интерны".