Путин во время чумы

Обновлено: 13.05.2024

Час испытаний для властной вертикали Некоторое время назад я придумал, как мне тогда казалось, очень удачное начало текста на политическую тему: все мы предполагаем, а Путин располагает. Но время идет и то, что еще вчера казалось вершиной аналитического мастерства, сегодня воспринимается как неуклюжая попытка схохмить. В “дивном новом мире”, который рождается на наших глазах, банкуют не президенты, не короли и не политики. В пугающей новой реальности все подчинено необходимости как можно дальше отогнать от своего порога ненавистный коронавирус. Но если, с одной стороны, роль политики и политиков в нашей жизни внезапно скукожилась, то, с другой, она, напротив, стократно возросла. То, с каким объемом потерь Россия – да и весь остальной мир – пройдет через обволакивающий планету кризис, зависит, в первую очередь, от качества политического лидерства: от способности наших управленцев не поддаваться панике, не заниматься слепым копированием своих коллег в других странах, а принимать оптимальные решения в каждой конкретной ситуации.

Есть такое мудрое изречение: “Феминизм - до первого достойного мужа. Коммунизм – до первого личного капитала. Атеизм-до первой тряски в полете”. Первым, что вылетает в трубу в эпоху разбушевавшегося коронавируса, становятся привычные и обычно даже не воспринимаемые как таковые гражданские свободы. Что может быть более естественным, чем возможность в любой момент выйти на улицу, погулять в парке, сходить в кино, ресторан или магазин? Это даже не неотъемлемые права человека, это натуральное состояние вещей – состояние, которое пусть не сразу, но все равно достаточно стремительно перестает быть натуральным в период эпидемии. Во время ЧП вселенского масштаба полномочия официальных властных структур по факту возрастают просто феноменальным образом. Если отбросить политическую корректность и называть вещи своими именами, то речь идет о самой настоящей диктатуре. Это уже случилось в Европе и США. И это неизбежно случится в России, если ситуация с вирусом будет развиваться по тому же сценарию, что и в других странах.

Этот опыт столететней давности можно назвать условно ( я бы сказал даже, очень условно) успокаивающим. Но век тому назад общественный, экономический и технологический уклад не был настолько сложным, как сейчас. У наших прадедушек не было варианта “перейти на удаленку”. У них был вариант либо пойти на работу, либо не пойти. Принципиально иной уровень развития технологий дает современному обществу больше возможности защитить себя. Но этот же самый уровень технологического развития делает нас и более уязвимыми – в том числе в силу высоких ожиданий по поводу возможностей этих технологий. В 1918 году отношение к вопросам жизни и смерти в силу объективных причин было более философским: высокий уровень смертности в результате почти любых заболеваний был нормой, а не исключением. Как норма тогда воспринималась и отсутствие системы всеобщей – пусть хотя бы формальной - защищенности. Ты заболел, но у тебя нет денег, связей и возможностей? Это твоя проблема! Выкарабкивайся сам – или не выкарабкивайся!

За прошедшие годы и десятилетия мы от такого похода отвыкли. Я намекаю на то, что нам обязательно придется к нему снова привыкать? Ни в коем случае. Я намекаю на то, что сейчас для поддержания страны в функционирующем состоянии требуется очень высокий уровень управленческих усилий и политического мастерства. Во времена крушения привычного образа жизни в людях всегда просыпаются их самые темные инстинкты. Задача власти – не дать этим инстинктам разбушеваться, не дать разгореться панике, сохранить порядок и не допустить сбоев в работе систем жизнеобеспечения ( задачу борьбы с вирусом и спасения заболевших людей мы и вовсе выводим за скобки). То, как путинская вертикаль справится со всеми этими вызовами, и определит и ее дальнейшую судьбу, и ее политическую репутацию.

Конституционная реформа, обнуление президентских сроков- все это очень важно и интересно. Но интересно потом – в том будущем, которое неизвестно когда наступит, в будущем после победы над коронавирусом. Пока же на первый план выходит задача, которая является самой основной для любого существа – задача выжить и желательно с наименьшими издержками. В каждом индивидуальном случае объем этих издержек будет зависеть от очень многих причин и обстоятельств – от разумности принимаемых каждым из нас решений, от наших возможностей, от нашего везения или невезения. А еще он будет зависеть от Путина и созданной им вертикали власти. ВВП всегда уверял нас, что в день испытаний мы обязательно почувствуем ее ценность для страны. Этот день испытаний, похоже, настал. Слово – или, вернее, дело – за властной вертикалью. Михаил Ростовский

Некоторое время назад я придумал, как мне тогда казалось, очень удачное начало текста на политическую тему: все мы предполагаем, а Путин располагает. Но время идет и то, что еще вчера казалось вершиной аналитического мастерства, сегодня воспринимается как неуклюжая попытка схохмить. В “дивном новом мире”, который рождается на наших глазах, банкуют не президенты, не короли и не политики. В пугающей новой реальности все подчинено необходимости как можно дальше отогнать от своего порога ненавистный коронавирус. Но если, с одной стороны, роль политики и политиков в нашей жизни внезапно скукожилась, то, с другой, она, напротив, стократно возросла. То, с каким объемом потерь Россия – да и весь остальной мир – пройдет через обволакивающий планету кризис, зависит, в первую очередь, от качества политического лидерства: от способности наших управленцев не поддаваться панике, не заниматься слепым копированием своих коллег в других странах, а принимать оптимальные решения в каждой конкретной ситуации.

Если бы Владимир Путин предпочитал политику жестов, то он точно бы начал специальную военную операцию на Украине не 24 февраля, а месяцем позже. 24 марта 1999 года, после натовских бомбардировок Белграда, тогдашний премьер-министр РФ Евгений Примаков развернул свой самолет над Атлантикой, послав тем самым мощнейший символический сигнал: Россия не намерена, несмотря ни на что, вечно следовать в фарватере политики Запада.

Мы не знаем и не будем гадать о том, как бы Евгений Максимович оценил бы происходящее вокруг нас, будь он по-прежнему жив в данный момент. Но в любом случае между демаршем Примакова 23-летней давности и нынешним наступлением Путина существует мощная внутренняя логическая связь, позволяющая высветить политическую сердцевину того, что происходит сейчас на наших глазах. Февральская геополитическая революция Путина — это доведенная до своего крайнего предела линия Примакова: абсолютный, окончательный и бесповоротный разрыв с Западом.

Почему такой прецедент стал сейчас у нас возможен? Самый распространенный ответ сводится к следующему: путинская геополитическая революция 2022 года — прямое следствие наличия в России отстроенной системы вертикали власти, которая явно находится сейчас в зените своего могущества. Но вот является ли подобный ответ полностью исчерпывающим? После почти трех десятилетий в политической журналистике я больше не верю в по-прежнему популярную в нашей стране большевистскую концепцию жесткой детерминированности истории. Очень часто поворотные исторические события происходят (или не происходят) благодаря личным качествам лидеров.

Конфетно-букетный период и его конец

Что происходило в главном кабинете мидовской высотки на Смоленской площади в ночь после того, как Ельцин, Кравчук и Шушкевич подписали в Вискулях смертный приговор СССР, мы знаем благодаря Галине Сидоровой — великолепной российской журналистке, принявший в тот момент предложение стать советником первого министра иностранных дел РФ Андрея Козырева.

Частично такой совсем недипломатичный ход дипломатической беседы можно объяснить личными качествами будущего государственного секретаря США: ее брутальностью и авторитаризмом. Но это все второстепенные причины. Общая американская привычка всеми командовать — это тоже второстепенная причина. На личном уровне беседы подобного рода у меня не раз случались и с европейцами. Помню, например, как во время первого путинского десятилетия на международной конференции в Брюсселе я вступил в публичный словесный поединок с довольно высокопоставленным функционером Европейского союза. Чиновник оказался не из тех, кто прячется за банальностями и официальными формулами и открыто признал: такие новые члены ЕС как Латвия и Эстония подвергают дискриминации свое русскоязычное население.

Я, разумеется, поинтересовался, что Европейский союз намерен предпринять по этому поводу, и услышал ответ, смысл которого сводился к следующему: ничего — живите с этим, если можете! А если не можете — все равно живите!

С момента того нашего диалога прошло уже более десяти лет, но я до сих очень ярко помню реплику, которая в тот момент сформировалась у меня в голове: вы всерьез считаете, что с такой страной, как Россия, можно бесконечно вести себя подобным образом? Но высказать эту мысль вслух у меня уже не получилось. Европейский чиновник четко дал понять, что разговор закончен.

Он начинает сердиться

1995 год, президент РФ вручает Биллу Клинтону футболку со своей фамилией. Но даже в первой половине 90-х годов президенты США никогда не играли в нашей команде — хотя и старательно это изображали.

С высоты сегодняшнего или даже вчерашнего дня такой подход выглядит безнадежно наивным. Однако не меньшую наивность продемонстрировал и коллективный Запад, решив, что недовольство Москвы тем, как ее ловко провели, — это нечто совершенно несущественное и то, что можно безопасно игнорировать.

Начало военной операции России на Украине стало для многих громом среди ясного неба. Но можно ли всерьез утверждать, что Путин ни о чем таком не предупреждал? Мюнхенская речь Путина о принципиальной неприемлемости для России монополярной модели мироустройства, 2007 год. Реакция Запада: ха-ха-ха.

Реакция Запада: снова полный игнор, присылка отписок, в которых выражалась готовность договариваться с Москвой по второстепенным, но не по самым важным для нее вопросам.

После перехода Рубикона

Почему я решил перевести частную переписку в публичную сферу? Потому, что непонимание того, как устроен и как работает российский политический класс, — еще один ключевой политический просчет Запада.

Но время идет и то, что еще вчера казалось вершиной аналитического мастерства, сегодня воспринимается как неуклюжая попытка схохмить.

В “дивном новом мире”, который рождается на наших глазах, банкуют не президенты, не короли и не политики. В пугающей новой реальности все подчинено необходимости как можно дальше отогнать от своего порога ненавистный коронавирус.

Но если, с одной стороны, роль политики и политиков в нашей жизни внезапно скукожилась, то, с другой, она, напротив, стократно возросла. То, с каким объемом потерь Россия – да и весь остальной мир – пройдет через обволакивающий планету кризис, зависит, в первую очередь, от качества политического лидерства: от способности наших управленцев не поддаваться панике, не заниматься слепым копированием своих коллег в других странах, а принимать оптимальные решения в каждой конкретной ситуации.

Есть такое мудрое изречение: “Феминизм – до первого достойного мужа. Коммунизм – до первого личного капитала. Атеизм-до первой тряски в полете”.

Первым, что вылетает в трубу в эпоху разбушевавшегося коронавируса, становятся привычные и обычно даже не воспринимаемые как таковые гражданские свободы. Что может быть более естественным, чем возможность в любой момент выйти на улицу, погулять в парке, сходить в кино, ресторан или магазин?

Это даже не неотъемлемые права человека, это натуральное состояние вещей – состояние, которое пусть не сразу, но все равно достаточно стремительно перестает быть натуральным в период эпидемии. Во время ЧП вселенского масштаба полномочия официальных властных структур по факту возрастают просто феноменальным образом.

Если отбросить политическую корректность и называть вещи своими именами, то речь идет о самой настоящей диктатуре. Это уже случилось в Европе и США. И это неизбежно случится в России, если ситуация с вирусом будет развиваться по тому же сценарию, что и в других странах.

Но если у властных структур неимоверно разбухают полномочия, то одновременно у них столь же неимоверно возрастает и степень ответственности. У меня нет сомнений, что в конечном итоге наша цивилизация сумеет пережить и преодолеть коронавирус.

Масштаб катастрофы легче всего представить, если вспомнить, что тем гриппом переболело до трети населения планеты. Однако цивилизация выстояла: ни в одной из ведущих стран мира результатом гриппа не стали хаос и анархия ( в некотрых странах, типа нашей, хаос и анархия все же царили – но из-за причин, не связанных с гриппом).

У них был вариант либо пойти на работу, либо не пойти. Принципиально иной уровень развития технологий дает современному обществу больше возможности защитить себя. Но этот же самый уровень технологического развития делает нас и более уязвимыми – в том числе в силу высоких ожиданий по поводу возможностей этих технологий.

В 1918 году отношение к вопросам жизни и смерти в силу объективных причин было более философским: высокий уровень смертности в результате почти любых заболеваний был нормой, а не исключением.

Как норма тогда воспринималась и отсутствие системы всеобщей – пусть хотя бы формальной – защищенности. Ты заболел, но у тебя нет денег, связей и возможностей? Это твоя проблема! Выкарабкивайся сам – или не выкарабкивайся!

За прошедшие годы и десятилетия мы от такого подхода отвыкли. Я намекаю на то, что нам обязательно придется к нему снова привыкать? Ни в коем случае. Я намекаю на то, что сейчас для поддержания страны в функционирующем состоянии требуется очень высокий уровень управленческих усилий и политического мастерства.

Во времена крушения привычного образа жизни в людях всегда просыпаются их самые темные инстинкты. Задача власти – не дать этим инстинктам разбушеваться, не дать разгореться панике, сохранить порядок и не допустить сбоев в работе систем жизнеобеспечения ( задачу борьбы с вирусом и спасения заболевших людей мы и вовсе выводим за скобки).

То, как путинская вертикаль справится со всеми этими вызовами, и определит и ее дальнейшую судьбу, и ее политическую репутацию.

Пока же на первый план выходит задача, которая является самой основной для любого существа – задача выжить и желательно с наименьшими издержками. В каждом индивидуальном случае объем этих издержек будет зависеть от очень многих причин и обстоятельств – от разумности принимаемых каждым из нас решений, от наших возможностей, от нашего везения или невезения.

А еще он будет зависеть от Путина и созданной им вертикали власти.

ВВП всегда уверял нас, что в день испытаний мы обязательно почувствуем ее ценность для страны. Этот день испытаний, похоже, настал. Слово – или, вернее, дело – за властной вертикалью.

Как бывший министр предложила действующему президенту выход на клеточном уровне

1 марта президент России Владимир Путин встретился с главой Федерального медико-биологического агентства Вероникой Скворцовой. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников обнаруживает, что в борьбе с коронавирусом появился новый фронт, который неожиданно продемонстрировал (пока на словах) обладание новейшим оружием, то есть вакциной, способной блокировать вирус на клеточном уровне.

Новую вакцину уже испытали на животном мире

Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото

Новую вакцину уже испытали на животном мире

Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото

В борьбе с коронавирусом обнаружен новый центр силы. Им оказалось Федеральное медико-биологическое агентство (ФМБА). На встрече с Владимиром Путиным выяснилось, что весь последний год оно находится, как принято говорить у поклонников борцов с коронавирусом, на передовой, так же как и ранее зарекомендовавшие себя институты, борющиеся (в том числе и друг с другом) за право создавать вакцины и быть одними из самых вакцинирующих среди вакцинируемых.

Агентство, в деятельности которого всегда, в том числе прежде всего в советские годы, было много таинственного и космического, сейчас возглавляет Вероника Скворцова, бывший министр здравоохранения.

То есть всюду, где хоть что-то замешено и держалось на крови, можно и нужно было обнаружить не то что следы, а присутствие ФМБА.

И чем больше говорила Вероника Скворцова, тем яснее становилось, что как раз на ней все это время все и держалось:

Карта “Ъ”: в каких масштабах и чем мир прививается от COVID-19

— Мы (вместе с коллегами все-таки.— А. К. ) разработали комплекс противоэпидемических мер, который позволил нам обеспечить бесперебойную работу всех объектов, таких как атомные электростанции; обеспечить 15 запусков космических аппаратов с трех наших космодромов и весь объем поисково-спасательных работ, даже в период жесткого карантина в Казахстане; с июля возобновить тренировки спортивных сборных нашей страны без риска, без занесения инфекции (и без занесения допинга, хотелось бы верить.— А. К. ) на семь федеральных баз, где все это происходило.

Оказалось, именно в ФМБА происходили заготовки того, что часто больше всего вместе взятого ждали коронавирусные больные, то есть антиковидной плазмы крови (про ее дефицитность и избранность во время пандемии ходило, может быть, больше всего слухов, перемешанных с надеждой).

— В апреле прошлого года открыли Национальный центр координации создания антиковидной плазмы. Этот центр координировал эту работу в стране, создал методические рекомендации, по которым работали все регионы страны. Накопительно мы заготовили более 22 тонн антиковидной плазмы,— призналась Вероника Скворцова.

То есть, видимо, не было пролито ни капли.

Но начинали они не с этого:

— Прежде всего необходимо было разработать тест-системы. Первая наша тест-система была разработана в марте. Сейчас целая серия тест-систем, основанных и на ПЦР-диагностике, выявлении антигена, и изотермическая амплификация, и иммуноферментный анализ для антител… Каждый пятый тест сейчас производится на системе, выпущенной Федеральным медико-биологическим агентством.

То есть и претензии по качеству многих тестов можно, таким образом, отправлять и в ФМБА.

— Сейчас с учетом необходимой настороженности в отношении изменчивости вируса и выявления нескольких наиболее существенных мутаций мы разработали специальные технологии, тест-системы для выявления мутаций просто обычным мазком: не просто подтверждения вируса, а выявления тех штаммов, которые должны заставить нас особое внимание им уделить,— заверила Вероника Скворцова.

По информации “Ъ”, наибольшие опасения врачам и представителям власти, которые в курсе неафишируемой части событий, внушает сейчас штамм, возможности которого пока скрыты от широкой общественности, то есть южноафриканский.

Вероника Скворцова начала говорить предметно, и это было самое интересное:

— В экспериментах на животных в 10 тыс. раз снижается вирусоносительство…— продолжала свой в целом оптимистичный доклад Вероника Скворцова.— Но, кроме того, (препарат.— А. К. ) предотвращает самые тяжелые формы развития коронавирусной инфекции, в том числе предотвращает пневмониты, острые респираторные дистресс-синдромы на фоне коронавирусной инфекции.

Надо сказать, Федеральное медико-биологическое агентство, традиционно вскармливавшее (в буквальном смысле) космонавтов, демонстрировало, что создано для чего-то еще более высокого.

Кроме того, следует понимать, что в ФМБА для борьбы с вирусом сотворили, более того, новую молекулу:

— 30 декабря мы получили разрешение на клинические исследования — все уже закончено было, вся доклиника! — сообщила Вероника Скворцова.— Сразу после Нового года эти клинические исследования начаты. Но с учетом того, что это новая молекула — она новая и запатентованная и аналогов не имеет, мы первую фазу проходим особенно тщательно, поскольку нужно доказать безопасность уже у людей. Мы закончим к середине марта первую фазу и переходим уже к работе с пациентами, переходим ко второй фазе.

Но все даже это померкло на фоне следующего рассказа Вероники Скворцовой, признавшейся, что ФМБА разработало вакцину, формирующую клеточный иммунитет. То есть агентство сделало, даже с учетом существующих вакцин, шаг, можно сказать, над пропастью.

Сколько в России потратили на лекарства от COVID-19

— Второй момент, если вы позволите,— доложила Вероника Скворцова,— это разработка новой технологической платформы для создания вакцин против COVID следующего уже поколения. В том случае, если изменчивость вируса будет такова, что накопившаяся мутация в S-белке в рецепторном домене не позволит связываться антителам, мы разрабатываем вакцину, которая отличается тем, что воздействует не на S-белок, а на другие белковые компоненты вируса и прежде всего вызывает развитие не гуморального иммунитета, то есть через активацию антител, а развитие клеточного иммунитета, цитотоксического иммунитета, преимуществом которого является длительность. Если антительный иммунитет, как правило, держится месяцами, то клеточный иммунитет — годами, и в экспериментальных определенных работах доказано сохранение этого иммунитета до 13–17 лет.

Если, конечно, все, что рассказала Вероника Скворцова, так и обстоит в действительности.

Впрочем, нет ведь никаких оснований ей не верить.

И тогда, возможно, в самом деле появляется вакцина, способная блокировать вирус на клеточном уровне с гарантией на многие годы.

Делают же в конце концов прививку от желтой лихорадки сразу на десять лет, а в последнее время утверждается даже, что ревакцинация вообще не требуется.

— Сейчас,— пояснила Вероника Скворцова,— получена первая рецептура этого препарата, кандидатный препарат. Мы в настоящее время готовимся к клиническим исследованиям. Очень надеемся, что ко второй половине этого года мы выйдем на клинические исследования.

— Хорошо. Если все пойдет нормально, это вторая половина года, да? — переспрашивал господин Путин.

— С июля,— подтверждала госпожа Скворцова.

— Это будут клинические исследования? — уточнял он.

Вот так же он задавал наводящие вопросы и господину Гинцбургу в апреле прошлого года. Вроде даже без сверхзаинтересованности в голосе. А на самом деле — именно с ней.

— Это будет уже клиника,— кивала Вероника Скворцова.

— Сколько они длятся?

Теперь оставалась лишь одна загвоздка.

Получалось, что новая вакцина создается на случай, если существующие не смогут бороться с новыми штаммами.

То есть косвенно речь шла о возможной неэффективности действующих вакцин. Получалось, что участники разговора допускали это.

И эту загвоздку следовало устранить.

— Как мне докладывали,— кстати добавил господин Путин,— имеющиеся у нас сегодня вакцины эффективно работают и против этих штаммов, которые так сегодня всех в Европе пугают, да и не только в Европе! Испытания этих вакцин, которые сталкиваются с вирусом, показывают, что вакцины наши эффективны против этих штаммов…

Кто не понял, тот тем более поверил.

— И есть три мутации в глубинном белке N, нуклеокапсидном,— безжалостно добавила Вероника Скворцова, но затем вдруг все же сжалилась,— но это совершенно другая история, она не связана со связыванием!

— Хорошо, спасибо,— с облегчением закончил и господин Путин, который не стал просить связать связанное со связыванием.

Читайте также: