Сводит с ума эта красивая чума
Обновлено: 25.04.2024
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая, красивая дрянь.
Ах, постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.
Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.
Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь — простыня да кровать.
Наша жизнь — поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер…
Не умру я, мой друг, никогда
Великая босоножка.. . несчастная и счастливая.. . Айседора Дункан
Пой, Сандро, навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рать.
Пусть целует она другого
Изжитая, красивая блядь.
Есенин и Дункан возвратились в Россию в 1923 году в августе (поездка заняла 15 месяцев) , а осенью разошлись.
После смерти Есенина Айседора прожила всего два года. Её смерть в Ницце в 1927 году очень похожа на самоубийство - она погибла задушенная собственным шарфом, конец которого ветром, на ходу попал в колесо. Юрий Анненков назвал её смерть таинственной предопределённостью.
И разве не пророчество - эти стихи, написанные Есениным в берлине 1923 году:
Есенин и Айседора, любовь и разрыв - и почти одновременная смерть.
Поэт А. Кусиков вспоминал: "Были у Горького. Сережа читал. Горький плакал. А вскоре, после долгих бесед в ночи, под гитару мою, писал "Москву кабацкую".
". Пусть целует она другого, молодая, красивая дрянь. " Это точно была стерва, Миклашевская. Айседоре было тогда далеко за сорок.
. Что ж так имя твое звенит словно Августовская прохлада.
Это конечно же мое субъективное мнение, но мне кажется драматической музой стихов поэта в двадцатые годы была Августина Миклашевская. (Обольстительная, искусная стерва была эта Августа)
В то время он встречался и со своей первой женой (ей же посвящены стихи "Письмо к женщине"), и с Августиной, и с Айседорой (которая его пыталась вернуть, но он от неё сам бегал, да и молодой её не назовёт, даже Есенин).
У него было состояние полного раздрая, Августина же наоборот, вызывала (пыталась) самые светлые чувства и всячески пыталась помочь, но душа пьющего поэта, тем паче- потёмки, чем у обычного человека. Кто его знает, что там в голову пришло, сам хорош, гулял так гулял, а бабы виноваты. Это при всей любви к нему как к поэту!
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая, красивая дрянь.
Ах, постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.
Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.
Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь — простыня да кровать.
Наша жизнь — поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер…
Не умру я, мой друг, никогда
Великая босоножка.. . несчастная и счастливая.. . Айседора Дункан
Пой, Сандро, навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рать.
Пусть целует она другого
Изжитая, красивая блядь.
Есенин и Дункан возвратились в Россию в 1923 году в августе (поездка заняла 15 месяцев) , а осенью разошлись.
После смерти Есенина Айседора прожила всего два года. Её смерть в Ницце в 1927 году очень похожа на самоубийство - она погибла задушенная собственным шарфом, конец которого ветром, на ходу попал в колесо. Юрий Анненков назвал её смерть таинственной предопределённостью.
И разве не пророчество - эти стихи, написанные Есениным в берлине 1923 году:
Есенин и Айседора, любовь и разрыв - и почти одновременная смерть.
Поэт А. Кусиков вспоминал: "Были у Горького. Сережа читал. Горький плакал. А вскоре, после долгих бесед в ночи, под гитару мою, писал "Москву кабацкую".
". Пусть целует она другого, молодая, красивая дрянь. " Это точно была стерва, Миклашевская. Айседоре было тогда далеко за сорок.
. Что ж так имя твое звенит словно Августовская прохлада.
Это конечно же мое субъективное мнение, но мне кажется драматической музой стихов поэта в двадцатые годы была Августина Миклашевская. (Обольстительная, искусная стерва была эта Августа)
В то время он встречался и со своей первой женой (ей же посвящены стихи "Письмо к женщине"), и с Августиной, и с Айседорой (которая его пыталась вернуть, но он от неё сам бегал, да и молодой её не назовёт, даже Есенин).
У него было состояние полного раздрая, Августина же наоборот, вызывала (пыталась) самые светлые чувства и всячески пыталась помочь, но душа пьющего поэта, тем паче- потёмки, чем у обычного человека. Кто его знает, что там в голову пришло, сам хорош, гулял так гулял, а бабы виноваты. Это при всей любви к нему как к поэту!
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на её запястья
И с плечей её льющийся шёлк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашёл.
Я не знал, что любовь – зараза,
Я не знал, что любовь – чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая красивая дрянь.
Ах, постой. Я её не ругаю.
Ах, постой. Я её не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.
Льётся дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.
Да! Есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне её ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь – простыня да кровать.
Наша жизнь – поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер…
Не умру я, мой друг, никогда.
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на её запястья
И с плечей её льющийся шёлк.
Я искал в этой жещине счастья,
А нечаянно гибель нашёл.
Я не знал, что любовь - зараза,
Я не знал, что любовь - чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Напевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая крассивая дрянь.
Ах, постой. Я её не ругаю.
Ах, постой. Я её не кляну,
Дай тебе про себя сыграю
Под басовую эту струну.
Льётся дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.
Да! Есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне её ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь - простыня и кровать.
Наша жизнь - поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер.
Не умру я, мой друг, никогда.
Уже ответили конечно, но хотела сказать, что это одно из лучших стихотворений у Есенина. Очень приятно, что еще кто то этим интересуется)))
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои вполукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая, красивая дрянь.
Ах, постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.
Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углу прижимал.
Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь — простыня да кровать.
Наша жизнь — поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хуй…
Не умру я, мой друг, никогда.
Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел -
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несет нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состоянье.
Земля - корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был -
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.
Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий.
. . . . . . . . . . . . . . .
Теперь года прошли,
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был
И что со мною сталось!
Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.
Простите мне.
Я знаю: вы не та -
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.
1924
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на её запястья
И с плечей её льющийся шёлк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашёл.
Я не знал, что любовь – зараза,
Я не знал, что любовь – чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая красивая дрянь.
Ах, постой. Я её не ругаю.
Ах, постой. Я её не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.
Льётся дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.
Да! Есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне её ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь – простыня да кровать.
Наша жизнь – поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер…
Не умру я, мой друг, никогда.
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на её запястья
И с плечей её льющийся шёлк.
Я искал в этой жещине счастья,
А нечаянно гибель нашёл.
Я не знал, что любовь - зараза,
Я не знал, что любовь - чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Напевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая крассивая дрянь.
Ах, постой. Я её не ругаю.
Ах, постой. Я её не кляну,
Дай тебе про себя сыграю
Под басовую эту струну.
Льётся дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.
Да! Есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.
Так чего ж мне её ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь - простыня и кровать.
Наша жизнь - поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер.
Не умру я, мой друг, никогда.
Уже ответили конечно, но хотела сказать, что это одно из лучших стихотворений у Есенина. Очень приятно, что еще кто то этим интересуется)))
Читайте также: