Девушка умерла от вич

Обновлено: 26.04.2024

1 декабря отмечается Всемирный день борьбы со СПИДом. До сих пор в обществе существует много страхов относительно ВИЧ, несмотря на то что научно доказано — люди от этого не умирают (а в скором времени начнут и выздоравливать!). Наша героиня Светлана Изамбаева живет с вирусом иммунодефицита человека почти 20 лет: публикуем ее удивительную историю как опровержение всех возможных мифов.

О своем ВИЧ-статусе я узнала накануне 8 марта в 2002 году. И праздник провела в одиночестве — в слезах и с огромным чувством стыда.

Не занимайтесь самолечением! В наших статьях мы собираем последние научные данные и мнения авторитетных экспертов в области здоровья. Но помните: поставить диагноз и назначить лечение может только врач.

Это была любовь

По окончании школы в родной деревне в Чувашской Республике я переехала в Чебоксары, где поступила в университет на экономический факультет. Встретила там парня: это была любовь. Он познакомил меня с родителями, мы планировали пожениться. У меня было к нему абсолютное доверие, и в какой-то момент мы перестали предохраняться. А потом он исчез: я звонила, искала его, но спустя время решила отпустить ситуацию. Внезапно освободившееся время посвятила здоровью — сдала некоторые анализы, которые и обнаружили вирус иммунодефицита человека.

Отсчет пошел

Увы, другой информации о своем заболевании у меня не было: врачи разводили руками, интернет еще не был так развит, и тогда я решила посещать СПИД-центр, знакомиться с людьми с ВИЧ, обмениваться имеющейся информацией, поддерживать друг друга.

Жизнь по-новому

В 2004-м я по совету одного доктора отправилась на форум, посвященный ВИЧ и СПИДу, после которого моя жизнь перевернулась. Врачи уверяли, что мне не стать мамой, а там я увидела беременную женщину с ВИЧ и поняла, что могу жить полноценной жизнью.

Пришло время открыться родным. Мама сильно плакала. Но не от страха за мою жизнь, а больше из-за публичного позора, который ждет всю нашу семью. Так и получилось: по деревне вскоре поползли слухи. Но уже тогда я решила, что назад дороги нет, и впредь я буду помогать другим людям, громко говорить о ВИЧ, хотя по-прежнему мне давалось это с большим трудом.

И тогда я открыла лицо: в ноябре 2005-го по приглашению Андрея Малахова приехала на его передачу. Так, всей стране стало известно, что я, Светлана Изамбаева, живу с ВИЧ. Конечно, после этого некоторые родственники и друзья от меня отвернулись.

А как же любовь?

А мой будущий супруг был другим. Мы жили в разных городах и встречались всего раза три. А потом он предложил мне руку и сердце. Я трусила, он настаивал. В конце концов 15 июня 2006-го — через три месяца после знакомства — мы поженились.

Мама тогда давала интервью, и теперь я видела гордость в ее глазах.

Долгое время врачи не предлагали никакой терапии: я занималась самолечением и по незнанию только усугубила ситуацию. Началась стадия СПИДа. Тогда мне впервые прописали терапию. Однако мы с мужем планировали стать родителями, поэтому я временно поставила таблетки в шкаф (наука шагнула вперед, и сегодня, к счастью, препараты не влияют на беременность).

На 16-й неделе беременности я встала на учет, и мне уже скорректировали терапию согласно моему положению. С тех пор вот уже 15 лет я ежедневно принимаю таблетки.

Так, в марте 2007-го я родила дочь Еву-Марию, а еще через два года — сына Адама. И оба они здоровы.

Конечно, стереотипы из умов людей изгнать очень сложно. Люди с положительным ВИЧ-статусом очень часто воспринимаются как враги.

К решительным действиям

Когда ты на своей шкуре ощущаешь все тяготы положения ВИЧ-инфицированных, хочется изменить ситуацию к лучшему. После того как я публично рассказала о своем ВИЧ-статусе, мне стали поступать сотни писем из разных городов и стран. Я часами сидела и отвечала на запросы, старалась поддержать, дать консультацию. И тогда супруг предложил создать свой фонд. Я прислушалась, потому что видела в этом свое предназначение. Так появился Фонд Светланы Изамбаевой.

Спустя время работы с взрослыми для меня открылся другой пласт людей, нуждающихся в помощи, — это подростки. У этих ребят, коих в России более 10 тысяч, нет столько возможностей и ресурсов, чтобы найти помощь, и, как правило, они замыкаются в себе. Им даже не с кем поговорить: родители отнекиваются из-за чувства вины и стыда одновременно, а друзьям они просто боятся открыться. Детям приходится униженно объясняться врачам, что они не наркоманы, а уже родились с ВИЧ.

Я больше переживала за маму: она воспитатель в детском саду, педагог от Бога. Естественно, первое, о чем она подумала, услышав мой диагноз, – что он поставит на ее карьере крест. Но отправившись из этой клиники прямиком в СПИД-центр, мы получили исчерпывающую информацию о заболевании от эпидемиолога и обе продолжили жить практически как ни в чем не бывало.

Большинство частных клиник в России не работают с ВИЧ-инфицированными – несмотря на то что федеральным законом РФ нам положены равные права. Но клиники боятся огласки. Здесь и начинается настоящая дискриминация, стигматизация ВИЧ-позитивных. Ведь инфицированные люди боятся не вируса как такового – с ним врачи научились успешно бороться, а именно этого вот отношения.

На Марии платье Sportmax

Ратмир знает, что мама болеет. Что для того, чтобы быть здоровой и красивой, маме надо пить таблетки. Наверное, чуть позже информация обрушится на него в большей степени: все-таки я веду активную социальную деятельность. Но мне это даже интересно – с той точки зрения, что, когда он вырастет, я смогу разговаривать с ним на одном языке. А еще привить уважение к женщине и объяснить, почему нужно всегда пользоваться презервативами.

Человеку, который только что узнал о своем положительном ВИЧ-статусе, я советую не гуглить. Важно сразу дойти до какой-нибудь некоммерческой организации, где у консультанта или психолога будет достаточно времени на то, чтобы объяснить: ВИЧ – не приговор. К сожалению, в государственной больнице у доктора приблизительно 12 минут на одного пациента – что можно объяснить за это время человеку, который в отчаянии?

Иногда общение с теми, кто уже какое-то время живет с ВИЧ, становится ключевым фактором принятия. Просто знать, что перед тобой такой же человек, уже проживший какие-то этапы, порой невероятно важно.

Если все-таки начали гуглить, обходите стороной сайты о том, что ВИЧ не существует. Это самое страшное. ВИЧ-диссиденты вносят ощутимый вклад в то, что эпидемия в России растет ужасающими темпами. Но я верю: если человек будет обладать прозрачной информацией от врача или консультанта СПИД-центра, он никогда не перейдет по подобным ссылкам. Так что еще раз возвращаемся к главному: предупрежден – значит, вооружен.

ТАША ГРАНОВСКАЯ

Я узнала о том, что ВИЧ-положительна, придя вставать на учет в женскую консультацию. К сожалению, это распространенная для России история. Шел 2003-й год, я была на 10-й неделе беременности и заразилась незадолго до зачатия. Еще весной все было идеально, а в октябре я узнала, что у меня ВИЧ.

Я точно знаю, когда и как заразилась. В июне того года мы с друзьями вдевятером набили себе татуировки одной самодельной машинкой. Это был супербезответственный поступок. Супербезответственный. А татуировка до сих пор на мне.

Благодаря грамотной терапии я родила прекрасного здорового сына. Ему в конце апреля будет тринадцать. Он относится к моей болезни спокойно. Он не считает ее чем-то особенным.

На Таше свитер Uniqlo, юбка Zara

Сейчас врачи более спокойно воспринимают пациентов с ВИЧ. Но причина у этого, увы, печальная: инфекция распространяется с такой скоростью, что каждый специалист абсолютно любого профиля так или иначе уже сталкивался в своей практике с ВИЧ-позитивным человеком.

У ВИЧ-позитивных людей в России мало радостей. Конечно, в общем и целом стигма в отношении людей с ВИЧ, СПИДом уменьшилась, но какой ценой? Вот вам пример: некий небольшой городок, кажется, в Орловской области. Там отсутствует дискриминация ВИЧ-позитивных людей, потому что в каждой семье есть такой человек: город находится на героиновом пути – повальная наркомания, повальная ВИЧ-инфекция. Стигмы нет.

Большой вклад в дестигматизацию ВИЧ вносят каминг-ауты известных людей. Того же Павла Лобкова. Именно поэтому я сама много и открыто говорю о своем статусе – в том числе и с большого экрана. Мне кажется, это действительно помогает людям, которые не могут принять себя и находятся в тупике.

Я активно занимаюсь социальной работой. Поддерживаю ВИЧ-позитивных людей, у которых проблемы с доступом к медицинским услугам, с близкими людьми. Сейчас мы готовим выездную паллиативную службу для людей с терминальной стадией, со СПИДом, которые не могут по какой-то причине лечь в хоспис.

Тому, кто только что получил позитивный тест на ВИЧ, я советую сделать много-много глубоких вдохов и выдохов. Успокоиться, не паниковать, не лезть в интернет. Просто брать направление и ехать вставать на учет в СПИД-центр.

АННА КОРОЛЕВА

Я узнала о том, что у меня ВИЧ, в 2010 году. Это не стало для меня шокирующей новостью: к тому моменту мой муж уже более 10 лет был ВИЧ-положительным. Но важнее тут то, что он был ВИЧ-диссидентом: это люди, которые отрицают существование ВИЧ и сознательно отказываются от какого-либо лечения. Его мама, медицинский работник, тоже принадлежала к их числу: считала, что нет такой болезни — есть просто пониженный иммунитет.

Когда мне было 43 года, мы с мужем захотели общих детей. Дети не получились, а ВИЧ получился. Брак наш со временем распался. После этого я вышла замуж за ВИЧ-отрицательного мужчину, который с большим пониманием отнесся к моему статусу. К сожалению, через год он умер от рака легких. Так сказать, по не зависящим от ВИЧ причинам.

У меня есть сын, ему почти 25 лет. Он, конечно же, ВИЧ-отрицательный. Сын меня безумно поддерживает: если бы не он – я бы уже не жила. Он знает об этой болезни больше, чем я. А вот почти все родственники и когда-то закадычные друзья со мной общаться перестали. Просто исчезли. Но я их не виню. Думаю так: людям всегда проще свалить свои внутренние проблемы на кого-то еще. Найти врага извне. ВИЧ-положительный человек в этом отношении удачная мишень: смотрите, вот он, плохой, опасный, он может нас заразить! Как заразить, чем заразить. В общем, я давно перестала обижаться: у людей собственные внутренние проблемы, с которыми они живут. Я с этими проблемами не живу, у меня все хорошо: появились новые знакомства, совместные планы, будущие живые проекты.

Я начала принимать антиретровирусную терапию сразу, как смогла, и на данный момент вот уже два года у меня неопределяемая вирусная нагрузка. Это значит, что в моей крови ВИЧ не обнаруживается.

Я встречался с девушкой, мы жили вместе, она сильно заболела и уже в морге мне сказали, что она умерла от СПИДа. Я был в шоке и в полной уверенности, что у меня ВИЧ.

Все началось со знакомства в интернете. Я жил в Москве, она — в Красноярском крае. Помню, она рассказывала о сложностях с предыдущим молодым человеком, но в детали не вдавалась. Знаю, что он был женат и что их нездоровые отношения длились три года. Она планировала переехать в Москву, а я предложил посодействовать. Работала она в сфере красоты — делала перманентный макияж. Она была очень общительным человеком, и от клиентов не было отбоя. Легко сходилась с людьми из ЛГБТ-тусовки и увлекалась вог-культурой, с которой познакомила и меня. Как-то раз мы даже ходили вместе на бал в Новосибирске.

Весь прошлый год мы были вместе и жили в съемной квартире в Москве. В какой-то момент я начал понимать, что отношения надо заканчивать: много недоговоренностей плюс моя девушка вела очень скрытный образ жизни. Но пока она была жива, мы до последнего жили в одной квартире. Почти сразу после Нового года она заболела. Я всячески пытался ей помочь, но она отказывалась и в больницу ехать, и вызывать врача на дом. Кашляла так сильно, что не могла остановиться. У нее постоянно скакала температура. Она могла мерзнуть даже под одеялом, поэтому я купил ей термобелье.

Как-то незадолго до болезни она летала домой и привезла оттуда большой пакет с таблетками. Они были даже не распакованы. Уже потом, когда много всего прочитал, понял, что это были антиретровирусные препараты. А к ним достаточно быстро вырабатывается устойчивость, если их не пить регулярно. Думаю, именно это с ней и произошло: терапия ей уже просто не помогала. Несмотря на это, она скупала в аптеках все подряд. Перед самой ее смертью я уехал по делам, а когда вернулся, то нашел в комнате огромное количество лекарств.

Портрет девушки Александра, который он сделал сам.

Я был в шоке. Понимал, что последние недели с ней происходило что-то нездоровое, но и предположить не мог, что она могла скрывать от меня такой серьезный диагноз. Мои друзья, которые знали ее лично, тоже не могли поверить в это. Поначалу были и злость, и гнев. Помню, как в самом начале отношений я говорил ей, что здоров и что, если она сомневается во мне, мы можем предохраняться. Но она отказалась, ничего не сказав про свое здоровье. Потом я почувствовал отрешенность. Думал о том, как могу оказаться один на один со своей проблемой, если у меня найдут ВИЧ. Я прошел все стадии вплоть до принятия и осознал, что с этим можно жить.

Пока приходил в себя, нужно было заниматься организационными вопросами: связываться с родственниками, переправлять им тело. Так что протестироваться сразу не мог. Но где-то через неделю обратился в фонд СПИД.ЦЕНТР. Когда я шел тестироваться, то уже был готов к положительному результату. Узнав, что тест отрицательный, удивился. Впоследствии мой отрицательный ВИЧ-статус подтвердился еще двумя анализами.

Незадолго до тестирования я начал изучать тему и выяснил, что многие люди, столкнувшиеся с ВИЧ, подвергаются дискриминации. Поэтому для меня было важно пройти тест анонимно. Но теперь, когда знаю, что у меня нет ВИЧ, могу говорить об этой ситуации открыто. Я хочу рассказать свою историю, потому что не думал, что настолько серьезное заболевание возможно скрывать. После этого случая я многое переосмыслил, в первую очередь, формат близости и отношений. Я понял, что, как ни банально, жизнь коротка, мы часто тратим ее попусту и не отдаем отчета своим поступкам. Так же легко завести с кем-то отношения и съехаться я больше не смогу.

В нашем фонде любой желающий может бесплатно и анонимно сделать экспресс-тест на ВИЧ. Это просто и быстро. Профессиональный консультант поможет подготовиться к тестированию, расскажет, что делать в зависимости от результата, а также объяснит все про способы защиты и профилактики. Никакие документы для этого не требуются.

Помимо теста на ВИЧ, геи и транс-женщины также могут сделать экспресс-тест на гепатит С.

Пройти тестирование можно ежедневно (без выходных и перерывов на обед) с 13:00 до 19:00.

Враг беспощаден, лишен жалости и благородства. ВИЧ пытается доминировать, он хитер и изворотлив, и пока он реально сильнее человечества. Необходимо сплоченное, организованное сопротивление по всем фронтам. Нужен полководец и генштаб, а солдаты найдутся. Но в России солдаты воюют разрозненно, и это не армия, а ополчение, партизаны, непрофессиональные бойцы.

Болеть в России опасно. Болеть в России — значит, выбыть из стаи и сдохнуть голодной смертью. Люди боятся потерять работу, и даже с тяжелым заболеванием они до последнего вздоха ползут на рабочее место. В условиях стигмы и дискриминации люди с ВИЧ боятся стать изгоями и лишиться дохода. Они молчат о своем диагнозе, ведь доход в первую очередь — это существование семьи, детей. Люди с ВИЧ живут в страхе перед осуждением, проклятием и самое главное — перед (как им кажется) неизбежной смертью. В стране до сих пор есть твердая установка о фатальности ВИЧ. Основная информация, которой владеет население, — это пережитки прошлого, сохранившиеся с начала восьмидесятых годов. Стереотипы приводят человека к опасному предположению, что ВИЧ — болезнь маргиналов, а так как к маргиналам он себя не относит, то заболеть ВИЧ не может.

Денис Куракин, фото из его соцсетей.

У меня была хорошая, стабильная и перспективная работа. Удобный график, зарплата, позволяющая жить свободно и не бояться остаться у разбитого корыта. С супругой мы снимали квартиру за 30 000 рублей, купили автомобиль, жили, не влезая в долги и кредиты. Зарплаты хватало, но не было своего жилья, и этот вопрос мы все чаще обсуждали. Нам было около сорока, когда мы решились купить квартиру. Обратились в банк и взяли ипотечный кредит: условия некабальные, и долг должны были погасить лет за десять. Я был спокоен и не сомневался в успехе — что такое 20 000 рублей в месяц для обеспеченного молодого и здорового человека?

Единственной проблемой в моей жизни был невылеченный гепатит С. Почему не вылеченный? Да потому, что его никто тогда не лечил. Были интерфероны, но от их применения меня отговорили сами врачи — очень уж тяжело переносятся. Мне повезло: о появлении новейших, безопасных препаратов я узнал одним из первых. Хорошие знакомые из одной частной клиники рассказали, что появилось новое лечение гепатита С, и если у меня есть финансы, то быстро и эффективно могу излечиться. В государственной клинике ничего подобного мне не предложили.

Нужны были деньги, и совсем не малые. Мы не раздумывая решили потратить на мое лечение гепатита то, что откладывали на ремонт будущей квартиры. Продавцу ушли 180 000 рублей, а мне — комплект индийских препаратов. Тогда я впервые задумался, а почему в Индии есть такие лекарства, а в России нет? У нас меньше больных? Все мое поколение прошло через жернова наркомании девяностых, когда в страну горной рекой хлынул героин. В каждом подъезде пятиэтажек жили по одному-два барыги, и даже в отделении милиции можно было купить дозу. Молодые мальчишки и девчонки с узкими зрачками заполонили дворы, скамейки, подъезды. Передозировки, смерти, а потом гепатиты и ВИЧ. Я не хочу и не буду их в этом винить. Они свое выстрадали и стали жертвоприношением новому безжалостному времени.

по теме

Общество

Телефон молчал, друзья, братья, сестры — все растворились. Наши мамы помогали чем могли, отец пил водку и иногда дежурил ночью у моей кровати. Супруга все время молилась и плакала, бегала в магазины и аптеки, приходила и опять втихаря плакала, врачи говорили, что это конец и шансов нет. Так прошла осень, и началась зима. Гепатит так и остался не леченым, и вскоре у меня уже развился цирроз печени, что только усугубило состояние. Купленные лекарства уже были неэффективны и требовались другие. У меня было два пути: искать деньги и лечиться или сложить руки и отдать концы. Мне повезло, помогли коллеги, и я смог купить первый курс новых препаратов за 60 000 рублей. Для второго курса пришлось брать кредит в банке — нужно было успеть, состояние ухудшалось, и шансы на выживание уменьшались с каждым днем.

Восемнадцать месяцев изнуряющей борьбы и опустошенные семейные резервы привели к первой победе. Я вылечил гепатит, микобактериоз, кандидоз. Зимой началась медленная реабилитация. Затем от длительного стресса заболела супруга, ее увезли на скорой в больницу. Теперь наступила моя очередь ездить к ней. Когда она выписалась, мы уехали в Подмосковье, подальше от цивилизации, и сняли милую маленькую квартирку. Перезимовали в ней, я относительно восстановился и вышел на работу, погасил кредит в банке. Но супруга опять заболела, требовалась срочная операция, денег не хватало, пришлось опять брать кредит.

Операция прошла с осложнениями, была долгая реабилитация и восстановление ее психического здоровья после всего пережитого ужаса, когда она меня спасала. За эти годы, мы поняли, что нужны только друг другу, а все остальное — лицемерие.

Постепенно я вклинился в рабочий ритм, все стало налаживаться, но радость была недолгой. Компания, в которой я проработал 12 лет, обанкротилась, а я остался без работы. За ипотеку платить стало нечем. Я пытался выкрутиться, занимал в банках и микрокредитных организациях, перезанимал, тратил пенсию, но все равно оказался в долговой яме. Банк, выдавший ипотеку, подал в суд, квартиру вынудили продать на совершенно невыгодных условиях. Дальше суды, приставы, аресты счетов, нескончаемые угрозы коллекторов, расхищение социальных выплат. Страховые компании объявили мой случай нестраховым, юристы работать за бесплатно отказались. Но где взять деньги? Что делать человеку, попавшему в такую ситуацию? Я хочу, чтобы государство обратило на нас внимание.

Вернемся к началу рассказа и перенесем все эти события с меня на обычных парней и девчонок в далеком регионе, где нет высоких зарплат, где нет таких препаратов, а есть только болезни и вымирание. Где жизнь обычного человека похожа на выживание, а если заболеешь, автоматически попадешь на кладбище, если хватит денег на похороны. Там нет шансов выжить, потому что нет даже врачей и больниц. Я живу в Москве, но даже в столице больницы для людей с ВИЧ похожи на казематы. Вы не были там? Сходите на экскурсию! Везде трупы, мрачные стены и сидящие в коридорах мумии. Абсолютное безразличие к человеческой жизни. Есть великолепные врачи, но для их работы нет условий.

Тот, кто пытается выжить, попадает в бездушную банковскую кабалу, лишаясь имущества и жилья. И никто не поможет. Сейчас сложно подсчитать, сколько стоило мое лечение, но на одни препараты и обследования ушло порядка 800 тысяч, сколько на сопутствующие расходы — вообще не сосчитать.

Квартиру сохранить не получилось, все попытки отстоять жилье оказались тщетны. Теперь я живу в далекой деревне. Попав в такую ситуацию, я осознал страшную истину: мы никому не нужны. Вы можете заболеть и лишиться всего, а потом остаться на улице. Болеть в России страшно, болеть в России смертельно.

Мне надоело выживать, я хочу жить и имею на это право так же, как и вы. Я оттолкнулся от дна, чтобы всплыть, глотнул воздуха и начал все сначала, теперь уже так, как я хочу! Наверное, я просто стал взрослее, но для осознания всего этого мне нужно было дважды умереть.

В конце мая 2018 года в России скончалась от ВИЧ одна из самых известных представительниц движения ВИЧ-диссидентов – 36-летняя Софья Мясковская.

Ранее от этой же болезни погибли оба её сына: один в четыре года, а другой прожил менее года. Они родились с заболеванием, но мать не стала их лечить, так как отрицала существование болезни и отказывалась принимать лекарства, которые могли бы спасти жизнь и ей, и её детям.

ВИЧ-инфекцию невозможно полностью излечить, но постоянно принимая необходимые препараты можно поддерживать иммунитет и прожить полноценную жизнь.

Мальчик заразился ВИЧ-инфекцией, и без лекарств его здоровье ухудшалось с каждым днём. У него развился СПИД с тяжелыми осложнениями, включая энцефалопатию (в два года он не умел ходить и даже сидеть, с трудом двигал конечностями).

Матвей умер в 2015 году, не дожив двух месяцев до своего четвёртого дня рождения.

А в 2016 году умер Егор, младший сын Софьи, у которого тоже был ВИЧ. Малышу не было и года. Мальчик вплоть до смерти не получил ни одного препарата от ВИЧ-инфекции. Когда грянул СПИД, подключить необходимую терапию просто не успели. Против матери возбудили уголовное дело о причинении смерти по неосторожности. Но за то, что она не лечила ребёнка, её никто не наказал.

Активистам группы “ВИЧ/СПИД-диссиденты и их дети” в соцсети “ВКонтакте” (они и обнародовали всю информацию про Мясковскую) удалось узнать точную причину её смерти: двусторонняя пневмония на фоне ВИЧ-инфекции.

Известно, что в последнее время она перестала активно переписываться со своими единомышленниками в соцсетях — возможно, здоровье уже просто не позволяло столь же уверенно рассказывать всем, что ВИЧ не существует и никого не убивает. С 2011 года Софья сидела в группах ВИЧ-отрицателей, убеждая окружающих, что лечить ВИЧ не надо. В этих пабликах она оставила 4916 (!) комментариев.

— Показателен случай, когда она по Skype показывала своего ребёнка со СПИДом другой мамочке из группы. А на том конце провода её идеи впитывала женщина, которая отказалась от профилактики новорождённой дочери, которой только-только подтвердили заражение. Ребёнок стал глубоким инвалидом, и даже строгое следование указаниям врачей уже никак не исправит эту ошибку. И таких “консультируемых” у Софьи были десятки, — рассказал Кирилл Воробьёв, администратор группы “ВИЧ/СПИД-диссиденты и их дети”.

Активисты описывают эту женщину как убеждённую ВИЧ-диссидентку, которую не сломала даже смерть собственных детей.

— Меня испугало то, как она отреагировала на смерть первого сына Матвея. Никак. НИКАК! Так же хохотала, ёрничала… Ни намёка о смерти ребёнка. А ведь он не внезапно умер, были же многие месяцы в больнице, в реанимации. Но в группах ни слова! Но ещё больше всех испугала попытка скрыть смерть мальчика. Она писала, мол, “вот он, живой сидит и кашу ест”. Тогда я подумала, что она или актриса хорошая, или у неё расстройство психики, — рассказывает активистка движения “Пациентский контроль” Юлия Верещагина.

— В нашей стране, ввиду огромного количества проблем в сфере профилактики и лечения ВИЧ, отрицание болезни выгодно очень многим. Но это психологическая соломинка, которая тянет на дно, — считает Кирилл Воробьёв. — Я не думаю, что можно это победить или сломать. Но сделать максимум, чтобы человек осознал своё положение, может любой неравнодушный человек — врач, организатор здравоохранения и другие. Ведь в 2018 году от ВИЧ уже сложно умереть, если ты знаешь, что с ним делать. Это тот самый случай, когда знание — сила.

Читайте также: